Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] - [50]

От праздничного стола вся компания пришла в полный восторг. Пока Лиза искала, где разместить шоколадный пирог, Селина, которая была занята тем, что ставила букет роз в хрустальную вазу, успела все-таки оценить достоинства белых кружев.

— Слушай, мам, а это, случайно, не знаменитая скатерть бабушки Луизы? — спросила она: по части столового и постельного белья, принадлежавшего семье, ее интуиция граничила с научными познаниями.

Марта почувствовала, что краснеет.

— Да, конечно… — отозвалась она смущенно, — Мамина свадебная скатерть… Когда-нибудь она станет твоей, дорогая.

— О-о, я — и свадебная скатерть! Именно то, что надо! — не удержалась от горькой иронии дочь.

Полдник прошел как нельзя лучше. Шоколадный пирог удался Лизе еще больше, чем в прошлый раз. Разговор был оживленным, кофе все нахваливали, малыши проказничали в меру. Даже Селине удалось расслабиться, и тень печали ушла из ее взгляда, обращенного на умирающих со смеху детей, которые развлекались тем, что с совершенно неприличным звуком втягивали через соломинки пену, оставшуюся на дне стаканов с кока-колой, и вносили свою немалую лепту в общий гвалт.

Однако, несмотря на то что веселилось семейство вполне искренне и непритворно, этот полдник чем-то неопределимым отличался от прежних, в воздухе повисло ожидание, каждый каждую минуту ждал: вот-вот это случится, и никто не осмеливался сказать об этом вслух. Марта — первая. Она и томилась больше других, она одновременно присутствовала за столом и отсутствовала в комнате, она была как никогда внимательна к тому, что творилось вокруг, и в то же время находилась там, на улице, в подъезде, в подвешенном состоянии: ну где же Феликс, ну что же будет, когда он появится, с этой дружной «командой», с этим невозмутимым семейством, настолько привязанным к тому, что все должно идти как положено?

Матильде удалось отвлечь на себя всеобщее внимание.

Она, конечно же, мгновенно углядела шаль Розины с бахромой, завернулась в нее, превратившись в неподражаемую белокурую цыганочку, и принялась кружиться в диком танце вокруг стола.

Марта с волнением смотрела на внучку, воплощавшую сейчас Счастье. Этот блуждающий огонек, по сути, ведь немножко и она сама тоже: он — отражение пламени, которое бушует сейчас под глухим синим шелком ее платья…

Звонок. Некому, кроме него. Это он!

Все глаза обратились на Марту, все взгляды встретились в одной точке.

Встать, выпрямиться, выглядеть (насколько получится, насколько возможно) беззаботной, естественной, как Феликс, который проходил случайно тут, рядом…

Матильда опередила бабушку. Она подлетела к двери и распахнула ее во всю ширь.

— О! — воскликнул Феликс, не ожидавший увидеть свою шаль на такой высоте от пола, да еще увенчанную светлыми кудряшками.

— О! — воскликнула Матильда, не ожидавшая увидеть пожилого господина с лохматой симпатичной собакой.

На Феликсе было белое кашне, которого Марта никогда прежде не видела, под мышкой — неизменный альбом для набросков. Впрочем, из-за общей сумятицы, из-за навалившегося на нее волнения, из-за того, что все стояли у нее за спиной и ждали, ей почудилось, будто и самого Феликса она видит в первый раз. И он показался ей очень красивым, таким красивым в этом белом шарфике — шелковистом, как его волосы.

Матильда, у которой при виде собаки внезапно пропал всякий интерес к «тому господину», позволила себя поцеловать.

— Как ее зовут? — нежно спросила девочка.

— Собака. Ее зовут Собака. А я — Феликс.

Марта про себя отметила, что он не добавил: «И готов служить вам…». Рыцарем, готовым служить, он хотел быть только для нее, только для нее одной.

А Матильда с собакой, обнявшись, уже удалялись…

Феликс взял руку Марты и запечатлел на каждом пальце по поцелую любви. Так он делал всегда — с тех пор, как камень раскололся. Жест юного безумца, который счастливо сводил ее с ума, потому что безумец не был юным и потому что пальцы ее затвердели и утолщились в суставах — от прошлой жизни, от прошлых забот.

Каждый поцелуй был — как почесть, каждый поцелуй был — как легкая волна, набегающая на пляж, на их пляж… Их ждали, но это не заставило его ускорить ритуал. Пусть подождут.

— Они здесь, — шепнула Марта, не зная, что сказать.

И состоялось «историческое явление».

Вот какой вновь и вновь переживала Марту эту сцену, вот какой она запомнилась Марте — запомнилась во всех деталях не только потому, что ей удалось найти в себе силы, чтобы сохранить хладнокровие, но и потому еще, что Феликс действовал по всем правилам протокола, проявляя в этом незаурядное мастерство, просто-таки на грани искусства.

Марта в удивлении восхищалась тем, как он сыпал комплиментами, как находил пути к сердцу каждого, делая это с природной легкостью настоящего знатного сеньора. Если бы она уже не любила Феликса, то наверняка не устояла бы сейчас перед его обаянием. Как он обошел стол, как познакомился с каждым! Ведь они не устояли — а явно не устояли! — Селина, Поль, Лиза, Тьерри и Венсан, поначалу просто остолбеневшие.

Теперь мальчики спорили, кому достанется часть принести стул для нового гостя, Лиза и Селина — о том, с кем рядом он сядет, что же до Поля, то он вел себя скромнее, но был покорен ничуть не в меньшей степени: Марте достаточно было увидеть, как он нервно затягивается сигаретой, стыдливо избегая взгляда матери.