Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [52]
Вечером она мне позвонила. Не знаю, где она тогда была, но точно напилась. Она сказала: «Дани, Дани, дорогая, эта история уже в прошлом, ты не виновата, не будем больше ссориться, не могу поверить, что ты мне больше не друг» – и все в таком духе. Разумеется, я чуть не затопила комнату слезами, мне самой было противно, что меня так легко растрогать. Она обещала, что мы скоро увидимся, что помиримся и все забудем, что к Рождеству она купит мне огромный флакон наших любимых духов – мы пользовались одинаковыми, потому что, когда мне было двадцать, я начала душиться ее духами, – а еще, что мы пойдем в «Олимпию» на концерт Беко, а потом ужинать в японский ресторан на Монпарнасе и что Перемирие 8 мая и соглашение, подписанное в вагоне в Ретонде[48], по сравнению с нашим покажутся просто ничтожными.
Но самым ничтожным было то, что в течение двух последующих недель, кроме предрождественского вечера, который Анита должна была провести с дочкой, я мчалась домой и уже никуда не выходила, боясь пропустить ее звонок. Но увидеть ее снова мне довелось лишь в пятницу 10 июля, когда ее муж привез меня работать к ним на виллу.
А в самом деле, зачем он привез меня к ним домой? Чтобы на целую ночь отрезать меня от всего мира, а потом утверждать, что я была не в Париже, а на автомагистрали номер 6, именно так. Мои подозрения все усиливались. Я оставалась одна с девяти вечера до двух ночи, и у них обоих было достаточно времени делать все, что им заблагорассудится. Анита ничего мне не простила, ничего не забыла, даже наоборот. Она хочет отплатить мне за ту ночь в мае…
Какое-то безумие!
Но каким образом? Убьет кого-то, чтобы свалить это на меня? Признается мужу, чтобы он помог ей отомстить за то, что давным-давно, когда нам было по двадцать лет, она осталась как-то ночью у меня в квартире, где двое пьяных ухажеров на все лады забавлялись с ней, а я не смогла ее убедить прекратить все это и сбежала оттуда со всех ног?
И вот все сначала: внезапно слезы застилают мне глаза, и я больше не различаю дорогу. Я говорила себе, что могу плакать сколько угодно, но я виновата, я бросила ее с этими мужиками, а ее занесло от спиртного и куража, – да, я знаю, что это была бравада, что она пыталась мне что-то доказать, – я могла бы увести ее силой, постараться образумить этих двух придурков, позвать на помощь соседей, да мало ли как еще, но единственное, что я сделала, – сбежала, да еще при этом считала, что веду себя как порядочная девушка, что я ангел во плоти в мире разврата. Это я, Дани Лонго, способная лишь проливать слезы и кичиться своей чистой совестью, а на самом деле я – настоящий Иуда, терзаемый страхом. А ведь я должна была отвечать за нее, потому что считала себя ее другом. Да, я заслуживаю наказания, и не одного…
«Хватит, – сказала мне Глав-Матушка, – немедленно прекрати».
У въезда в Марсель я остановилась на обочине. Решила переждать, пока успокоюсь. Часы в машине показывали тридцать пять второго. Жан Ле Гевен больше меня не ждал, а мне еще нужно было пересечь весь город, чтобы добраться до автовокзала.
Невозможно представить себе, что Анита кого-то убила. Невозможно представить себе, что она разыграла эту чудовищную комедию на дороге в машине. Наверное, я совсем сбрендила.
Даже если рассуждать здраво, насколько способны такие умственно отсталые, как я, в этой истории концы с концами не сходятся. Как логически допустить, что Каравели, имея на руках труп, засунули его в багажник собственной машины, чтобы переложить вину на кого-то другого? К тому же у женщины, которая изображала меня, действительно должна была быть повреждена левая рука, поскольку, по всей видимости, пришлось покалечить и меня, чтобы я была на нее похожа. А у Аниты с рукой все было нормально. А главное, как допустить – вот этого я никак не могла взять в толк, – что она выбрала именно вечер пятницы и то место, где она будет играть мою роль, еще до того, как я сама даже понятия не имела, что завтра окажусь именно там?
Ведь с таким же правом я могла бы осудить Бернара Торра или другого бывшего любовника, уехавшего назад в свою страну, на другой конец света, или (а почему бы и нет?) того человека, которого я до сих пор люблю. Любого из мужчин в жизни Дани Лонго. Или же, разумеется, Филиппа, четвертого, правда отрицательного, персонажа. Или же мою соседку по лестничной площадке («Она хочет выжить меня и расширить свою жилплощадь»), или редакторшу из агентства («Она не такая близорукая, как я, но пытается выделиться, чтобы ее считали особенной»), или вообще всех скопом («Дани Лонго совершенно их достала, и они сговорились»).
А почему бы и нет, в самом деле?
В запасе еще было последнее, абсолютно правдоподобное объяснение, но в него-то я как раз и не хотела верить. Мне еще оставался остаток дня и вечер, чтобы оказаться припертой к стенке.
