Запонки императора, или Орехи для беззубых
В центре повести Ларисы Исаровой «Запонки императора, или орехи для беззубых» — незаурядная героиня, занимающаяся расследованием преступления. Было напечатано в журнале «Смена» 1992, 4-6
| Жанр: | Детектив |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 32 |
| ISBN: | ISBN: 100-0-00004-353-9 |
| Год издания: | 1992 |
| Формат: | Полный |
Запонки императора, или Орехи для беззубых читать онлайн бесплатно
Рисунки Бориса Сопина
Предыстория
С пятнадцати лет моя фигура назойливо лезла в глаза мужчинам. Мне не давали проходу представители так называемого сильного пола с восточной окраской. Пышный бюст в сочетании с тонкой талией, длинными ногами и вполне округлыми бедрами да еще рыжие волосы и зеленые глаза.
По знаку зодиака я Скорпион, по году — Лошадь, по матери — еврейка, по отцу — русская. Из-за такой анкеты на мне не решались жениться посольские сынки, и меня не направили на работу в Интурист, хотя я с отличием окончила западное отделение филфака МГУ. В качестве отступного за «неудачную» мать мне предлагалось переспать с парой чиновников или с одним комсомольским функционером. Я фыркнула, «как дикая кобылица» (выражение моей любимой подруги Алки), и окопалась в английской спецшколе.
Пять лет я «отслужила» женой сокурсника Гриши, похожего на ежа и доходившего мне до плеч. Он обожал жаловаться на житейскую беспомощность, был чемпионом по ангинам и считал себя гением.
Я вышла за него замуж, прописала у родителей, а когда отец бросил мать и, женившись на иностранке, укатил в Австралию, мы разменяли квартиру. Нам досталась двухкомнатная в пятиэтажке, и я терпеливо содержали своего мужа на учительскую зарплату, пока он, освобожденный по зрению от армии писал «гениальную» антиутопию, пренебрегая «хлебной журналистикой». А когда пришел успех, он сказал, что «жизнь слишком длинна для одного чувства». Мы вновь разменяли квартиру, и я оказалась в коммунальном раю с богомольной старухой и веселым алкашом.
Зарплаты совковой учительницы хватало только на еду, и я злилась, когда видела, как «прикинуты» бывшие сокурсницы, не вылезавшие из-за бугра.
Несмотря на внешность и прекрасное знание английского, мне на родине ничего не светило. За любой прорыв из школы в аспирантуру, в переводчики, в гиды требовалось расплачиваться натурой, а я считала, что если торговать собой, то за «мильон».
Работу в спецшколе я ненавидела. Вначале что-то придумывала, устраивала даже спектакли с учениками, но со мной обращались. как с прислугой, и администрация, и родители. Хвалили снисходительно, ценили с иронией; я была одета хуже молодых кобылиц и прыщеватых юнцов и не могла сорить деньгами ни родительскими, ни своими.
С матерью близость кончилась много лет назад, когда я поняла, что она из фанатичек, думающих о благе всего человечества, а не о дочери в штопаных колготках. И хотя, работая в издательстве «Искусство», она дружелюбно общалась даже с дочерью Генсека, от нее мне ничего не перепадало, кроме нравоучений в духе «шестидесятников» за мой прагматизм. А самое смешное, что она отказалась уехать, не смотря на все просьбы моего отца. Она говорила: «Это — моя родина! Что будет со всеми, то и со мной! Если начнутся погромы, пусть убивают, но от руки русских это приятнее, чем от зарубежных террористов». Уехав в Австралию отец прислал мне приглашение, очень прохладное. Он н дома не отличался щедростью, хотя имел немалые бабки как профессор-отоларинголог. За бугром он быстро открыл клинику. но писал, что устроиться там среднему человеку непросто…
В общем, после развода с Гришей я осталась, как говорится, «голым человеком на голой земле».
Ни мечтаний, ни идеалов, ни надежд. Одно раздражение, как у миллионов моих соотечественниц. Только мне не надо было содержать мужа, а он, к счастью, не наградил меня ребенком.
Любовники
Первое время после развода коллеги усиленно меня сватали.
Предлагались либо маменькины сынки с ранними лысинами и застарелыми гастритами, либо старые холостяки со вставными зубами, готовившие себе нянек или сиделок, либо чужие мужья, согласные «радовать» собой на пару часов. Этих особенно устраивала моя комната, о которой доносила разведка приятелей и приятельниц.
Каждое очередное знакомство кончалось стандартно. Проводы до дома, чаще на метро, чем на такси, просьба о чашечке чая и вороватая попытка раздеть меня.
О браке никто не заикался. Как объяснил один иногородний инженер, я ничего не могла дать, кроме прописки, да и внешность имела опасную, притягивающую неприятности.
Но я не переживала. Пять лет ушло на роль жены-любовницы, жены-прислуги, жены — тягловой лошади, и я считаю, что отработала достаточный срок «семейной» каторги.
А теперь и стояла на распутье, поджигаемая обостренным самолюбием. И потому не обиделась, когда любимая подруга Алка предложила познакомить меня со своим «боссом», профессором — гинекологом из Четвертого управления.
— Учти, вдовец, есть квартира, дача, машина… — Раскатывая тесто на вареники, Алка сообщала подробности телеграфным стилем. — Может, и женится, хотя сначала снимет пробу…
Алка славилась своими варениками с юности. Она и сама была похожа ни вареник. Худые руки и ноги и очень мясистая часть от шеи до бедер как спереди, так и сзади. Зато головка ее вызывала симпатии и женщин, я мужчин. С черными вьющимися кудряшками, с коротким носом, круглыми глазами и губами, похожими на букву «о». она казалась сверхпростодушной и кукольно-бесхитростной, хотя на самом деле была практична и трезва. Ее муж работал на «скорой» сутками, и она часто приводила к себе любовников, оправдываясь, что он устает и не тянет как мужчина. Алка никак не могла вырваться из консультации. куда попала по распре делению после мединститута, и мечтала об ординатуре. Потому, видимо, и предлагала меня своему профессору в качестве своеобразной взятки.
