Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [37]

Но уже четверть часа спустя он больше ни на что не надеялся. «Тандербёрд» стоял неподалеку от моря со стороны порта, а рядом возвышался силуэт мыса Канай. Он опирался обеими руками на кузов машины, изо всех сил стараясь, чтобы его не вырвало. Внезапно его жизнь обернулась кошмаром, он стоял один на солнцепеке, его одолевали ярость и страх. Ну а что касается отсутствия судимости, то он глубоко ошибался. Теперь-то он перестанет быть чистым и непорочным – все, как полагается, тянет на «вышку».

Она собирала разбросанные вещи и аккуратно складывала их в черный чемодан. Она не стала возвращаться по пустынной дороге, по которой они шли, а снова взобралась на холм к плоскому камню, где они сидели, разорвала и развернула бумажный мешок из-под новых босоножек. Написала на нем губной помадой крупными заглавными, слегка неровными буквами: СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ В ДЕСЯТЬ У ДОМА 10 НА КАНЕБЬЕР. Единственное, что она знала о Марселе, – это название этой улицы и то, что люди там – такие же вруны, как и повсюду. Она придавила свою записку большим камнем. Она прекрасно понимала, что это бессмысленно, но все-таки не нужно было отказываться ни от одной возможности, а вдруг парень вернется, когда ее здесь не будет?

Спустившись по противоположному склону холма, пять или шесть минут спустя она вышла на дорогу, которую заметила сверху, за деревьями. По ней двигалось много машин. Подъехал и остановился «рено» или «симка» кровавого цвета. В машине были мужчина, женщина и грудной ребенок. Она села на заднее сиденье, поставив чемодан на колени, рядом с младенцем, дремавшем в полотняной колыбельке.

Они высадили ее у дорожного кафе на автомагистрали, ведущей в Марсель. Она постаралась улыбнуться, когда их благодарила. Выпила у стойки стакан минеральной воды. Показала официанту счет из ресторана где-то рядом с Балансом, в котором сегодня обедала. И попросила его туда позвонить.

Телефонной кабины не было. Ей пришлось объясняться в присутствии посетителей, которые прислушивались, понизив голоса. Кажется, ей ответила хозяйка. Да, она помнит клиентку в белом костюме и сопровождавшего ее молодого человека. Да, она также помнит, что он звонил в конце обеда. Он звонил в Кассис в департаменте Буш-де-Рон, но она не знает, куда дела бумажку, где записала телефон. Ей очень жаль.

Повесив трубку, Дани попросила телефонный справочник департамента Буш-де-Рон. В Кассисе не было абонента по фамилии Филантери. Однако она была уверена, что видела название Кассис-сюр-Мер утром, когда, испытывая угрызения совести, рылась в его бумажнике. Она больше ничего не помнила, разве что это название было напечатано типографским шрифтом, а не написано от руки. Сначала она подумала, что нужно просмотреть список всех абонентов департамента, потом решила, что только зря потеряет время.

Она спросила у официанта, не едет ли кто-то из посетителей в Марсель. Мужчина в рубашке без пиджака со светлыми усами отвел ее свой «Пежо-404», по дороге перечислял все известные ему в Париже бистро: он провел там три месяца, когда служил в армии. Он высадил ее на огромной залитой солнцем площади, которую назвал Рон-Пуэн-де-Прадо, дальше начинался парк, и в стороны отходили длинные проспекты. Наверное, в этом приветливом городе было приятно жить, но пока она увидела лишь отдельные участки грязных предместий. Он сказал, что здесь, на остановке, она сможет сесть на автобус в Кассис. Когда он уехал, она прочла вывешенное на столбе расписание и поняла, что должна ждать еще полчаса. Она пересекла площадь, неся сумку и чемодан в правой руке, и села в такси. Шофер, краснолицый толстяк в кепке, сказал, что ей, бедняжке, эта поездка встанет недешево, но понял, что она не расположена говорить, и завел мотор своего «ситроена».

На извилистой дороге, ведущей в Ла-Женест – она прочла название на самом верху перевала, – она впервые увидела Средиземное море. Синее, как на открытках, сверкающее и простирающееся до самого горизонта чуть более бледного оттенка – оно было еще прекраснее, чем она себе представляла. Она заставила себя отвернуться.

Они приехали в Кассис, оказавшийся деревней, в половине седьмого, прошло чуть больше чем два часа после поцелуя Иуды на холме возле озера Бер. Толпа на обоих тротуарах узкой улицы была плотнее, чем перед «Галери Лафайет», все были босиком, в шортах или купальниках. Шофер сказал: «Вот незадача, уже в будние дни тут яблоку негде упасть, а по выходным вообще беда».

Она попросила высадить ее у порта, возле лодок и мачт с разноцветными флагами. Когда она расплатилась, уже выйдя из такси, поставив чемодан рядом на землю, оглушенная голосами и солнцем, толстяк в кепке сделал широкий жест и заявил певучим голосом:

– Да не волнуйтесь, барышня, все уладится, иначе быть не может!

Он еще не успел закончить фразу, она обвела взглядом то, что, по-видимому, было центром Кассиса, и сразу увидела белое, знакомое, ошеломляющее пятно «Тандербёрда». Кабриолет находился метрах в двухстах от нее среди других машин, стоящих возле пляжа, но она узнала бы его из тысячи подобных только по тому, как заколотилось у нее сердце. Горло перехватило так, что было трудно дышать, но ее охватило потрясающее чувство, что-то наподобие благодарности ко всему на свете: Кассису, морю, солнцу, толстяку-шоферу и себе самой, не пролившей ни слезинки, приехавшей прямо туда, куда следовало.