Дальний умысел - [33]

Они приехали в аэропорт: Соня и Пипер взошли на борт самолета «Первоиздание». И только когда они оторвались от земли, Соня стала высвобождать лицо Пипера.

— А голову оставим так, пока волосы не отрастут, — сказала она. — Пипер кивнул забинтованной головой.

* * *

Хатчмейер поощрил Макморди из Мэна телефонным способом. — Возле больницы вышло на пять с плюсом, — сказал он, — миллион телезрителей как минимум обалдели. Да он же у нас вышел мученик! Жертвенный агнец на алтаре великой литературы. Ну, что я вам скажу, Макморди, — получите прибавку.

— Стараемся, — скромно заметил Макморди.

— А он-то как? — спросил Хатчмейер.

— Да он как-то так, квелый, — сказал Макморди. — Авось перебьется.

— Перебьется как-нибудь, — сказал Хатчмейер. — Авторы — они вообще народ квелый.

Глава 10

Квелый Пипер к концу полета так и не разобрался — почему ему чуть не снесли голову, кто такие О'Пипер, Пипарфат, Пипман, Пиперовский и тому подобные; и все это в дополнение к проблемам, предстоящим ему как автору «Девства». Но в качестве подставного гения Пипер примерил уже столько ролей, что прошлые стали мешаться с теперешними, И сами собой следовали: потрясение, кровопролитие, удушение и воскрешение — и недаром его неповрежденная голова покачивалась на спинке в марлевом тюрбане. Он тупо глядел в окно и думал, что бы такое сделали на его месте Конрад, Лоуренс или Джордж Элиот. Ясно было только, что они на его месте отнюдь не оказались, а больше ничего. И от Сони помощи не было: она размышляла, как бы обратить происшествие себе на пользу.

— Как ни крути, а мы его поддели не хуже, чем он нас, — сказала она, когда самолет пошел на посадку над Бангором. — Тебе расшатали нервы, и ты для турне не годишься.

— Совершенно согласен, — подтвердил Пипер.

Соня тут же обезнадежила его.

— Это ты брось, — сказала она. — У Хатчмейера договор дороже денег. Он и с операционного стола вытащит тебя на публику. Нет, мы к нему подъедем насчет компенсации. Тысяч так в двадцать пять.

— Я бы лучше домой поехал, — сказал Пипер.

— И поедешь, только я уж постараюсь, чтоб на полста косых богаче.

— Так ведь мистер Хатчмейер рассердится? — возразил Пипер.

— По-твоему, просто рассердится? Да он головой потолок пробьет!

Пипер представил, как мистер Хатчмейер пробивает головой потолок, и ему это ничуть не понравилось. Еще один ужас, как будто ужасов и без того не хватает. Когда самолет сел, Пипера просто трясло, и Соня еле-еле вытащила его на трап и с трапа в подъехавший автомобиль. Вскоре они мчались мимо нескончаемых сосен в гости к человеку, которого Френсик как-то по неосторожности наградил титулом «Аль Капоне печатного мира».

— Теперь все разговоры предоставь мне, — сказала Соня, — помни, что ты тихий, застенчивый автор. Скромность, скромность и скромность.

Автомобиль развернулся и въехал в ворота, украшенные надписью: «К Усадьбе Хатчмейера».

— Скромности маловато, — заметил Пипер, окинувши взглядом дом в окружении пятидесяти акров сада и парка, берез и сосен — роскошный памятник романтической неразберихи конца прошлого столетия, деревянное изделие архитекторов Пибоди и Стирнса. Шпили, мансарды, башенки с голубятнями, решетчатые верандочки в круглых оконцах, витые трубы и зубчатые балконы — словом, Усадьба самая внушительная. За въездными воротами автомобили уже стояли друг на друге. Огромные двери растворились, и дюжий краснолицый мужчина сбежал с крыльца.

— Соня, детка, — заорал он, прижимая ее к гавайской безрукавке, — а это небось мистер Пипер? — Он стиснул руку Пипера и окинул его бешеным взглядом.

— Великая честь, мистер Пипер, вы у нас предорогой гость! — галдел он, затаскивая предорогого гостя вверх по ступеням и вталкивая в дверь. Внутри дом был ничуть не менее примечателен, чем снаружи. Необъятный холл вмещал камин XII века, ренессансную лестницу, средневековые хоры и сатанинский портрет Хатчмейера в миллиардерской позе Дж. Моргана на знаменитой фотографии Э. Стейкена; пол устилала мозаика, во всех деталях изображавшая процесс изготовления бумаги. Пипер осторожно миновал падающие деревья, пробрался между распиленными бревнами, обошел котел кипящей целлюлозы и шагнул на ступеньки, с которых ему улыбалась божественно сложенная женщина.

— Бэби, — сказал Хатчмейер, — познакомься с мистером Пипером. — Мистер Пипер, моя супруга, Бэби.

— Дорогой мистер Пипер, — томно проворковала Бэби, коснувшись его руки и улыбаясь ничуть не более, чем разрешили хирурги. — Я просто сил нет как хотела с вами повидаться. Лучше вашего романа я вообще в жизни ничего не читала, спасибо вам.

Пипер глянул в яснолазурные контактные линзы мисс Пенобскот 1935 года и обомлел.

— Вы очень добры, — пролепетал он. Бэби подхватила его под руку и прошествовала с ним в гостиную.

— Он что, всегда в тюрбане? — спросил Хатчмейер у Сони.

— Не всегда, нет, только если его долбанет летающей тарелкой, — холодно объяснила Соня.

— Только если долбанет летающей тарелкой, — зашелся хохотом Хатчмейер. — Слыхала, Бэби? Мистер Пипер надевает тюрбан, если его долбанет летающей тарелкой. А, каково?

— С бритвами по краям, Хатч. С бритвами, это заметь! — сказала Соня.