Дальний умысел - [31]

— При чем тут я?.. — начал оправдываться Макморди, а Соня остановила лифт.

— «Скорую помощь»! «Скорую помощь»! — кричала она, однако полицейским удалось вывести Пипера из помещения гавани лишь через час. К тому времени заказанное Хатчмейером побоище уже закончилось — и для многих демонстрантов плачевно. Шоссе было усеяно битым стеклом, повсюду валялись изломанные плакаты и канистры из-под слезоточивого газа. По дороге к санитарной машине Пипер изошел слезами. Он крепко сжимал свою раненую руку, укрепляясь в убеждении, что угодил в сумасшедший дом.

— Что-нибудь я не так сделал? — спросил он у Сони дрогнувшим голосом.

— Нет-нет, милый. Все так.

— Все как надо, все отлично! — утвердил Макморди, поглядывая на порез. — Только вот крови маловато.

— Чего вам еще надо? — цыкнула на него Соня. — Увечий? Может, обойдетесь?

— Крови надо, — сказал Макморди, — По цветному телевидению кетчуп не пройдет. Надо настоящую. — Он повернулся к медсестре: — Кровь для переливания захватили?

— Для переливания? Это с такой-то царапиной переливание? — удивилась та.

— Слушай, — сказал Макморди, — у этого малого гемофилия. Хочешь, чтоб он умер от потери крови?

— У меня нет гемофилии, — запротестовал Пипер, но протест его заглушила сирена.

— В срочном порядке! — орал Макморди. — Давай вон ту бутыль!

— Да вы вконец, что ли, спятили? — крикнула Соня, когда Макморди схватился с медсестрой. — Мало ему досталось без вашего переливания?

— Не хочу переливания, — заверещал Пипер. — Не нужно мне крови!

— Вам — нет, а телекамерам — да, — сказал Макморди. — В цвете, понятно?

— Я не буду делать пациенту переливание, — сопротивлялась медсестра, но Макморди уже завладел бутылкой и ковырялся с пробкой.

— Вы же не знаете его группы крови! — вскрикнула медсестра, когда пробка подалась.

— Делов-то, — отмахнулся Макморди и вылил бутыль на голову Пиперу.

— Ну поглядите, что вы наделали, — завыла Соня. Пипер лишился чувств.

— Это мы сейчас, — заверил Макморди. — Аттика у нас покажется детским праздником! — И он пришлепнул на лицо Пиперу кислородную маску. Когда Пипера приняли из машины в носилки, он выглядел мертвее убитого. Залитое кровью и залепленное маской лицо потемнело: в суматохе забыли включить подачу кислорода.

— Он еще жив? — спросил репортер, не отстававший от машины.

— Кто знает? — восторженно отозвался Макморди. Пипера понесли в приемный покой, а испятнанная кровью Соня пыталась унять ошалевшую медсестру.

— Какой-то ужас! В жизни не видела ничего подобного! И это в моей машине! — кричала она на газетчиков и телерепортеров, пока ее не уволокли вслед за пациентом. Когда окровавленные носилки с телом Пипера были погружены на каталку и увезены, Макморди удовлетворенно потер руки. Кругом жужжали телекамеры. Мистер Хатчмейер будет доволен. Товар лицом.

Мистер Хатчмейер был доволен. Он наблюдал побоище по телевизору с явственным одобрением и со всем пылом любителя драк.

— Давай, малый! — заорал он, когда молодой сионист сшиб с ног безвинного пассажира-японца плакатом с надписью: «Помни и не забывай». Сбоку возник полицейский, но его тут же повергла чья-то невидимая рука. Телеизображение затряслось: оператор получил пинка под зад. Потом стало отчетливо видно пожилую женщину, простертую в крови.

— Здорово, — сказал Хатчмейер, — молодец Макморди. Умеет парень проворачивать дела.

— По-твоему умеет, — неодобрительно отозвалась Бэби.

— Что значит по-моему? — отвлекся от экрана Хатчмейер. Бэби пожала плечами.

— Я вообще насилия не одобряю.

— Как так не одобряешь? Без насилия не обойтись. Жизнь есть жизнь: кто кого. Не разбив яиц, яичницы не сделаешь.

Бэби пристально смотрела на экран.

— Из тех двоих уже сделали.

— А это человеческая природа, — сказал Хатчмейер, — человеческую природу не я изобрел.

— Ну да, ты ее просто эксплуатируешь.

— Жить-то надо.

— Кому как, — возразила Бэби. — Тебе надо, а вон та — умирай.

— С тобой говорить — что дерьмо толочь, — рассердился Хатчмейер.

— Самое для тебя подходящее занятие, — сказала Бэби. Хатчмейер уставился на экран, чтоб не видеть и не слышать жены. Из таможни появился отряд полиции с Пипером.

— Вот он, — сказал Хатчмейер. — Видать, обделался с перепугу, Бэби глянула и вздохнула. Затравленно озиравшийся Пипер вполне отвечал ее надеждам: молодой бледный, чувствительный и ужасно уязвимый. Как Китс под Ватерлоо.

— Кто эта толстуха рядом с Макморди? — спросила она, когда Соня заехала в пах живописному украинцу, плюнувшему ей на платье.

— Да это моя девочка! — радостно вскричал Хатчмейер. Бэби недоверчиво поглядела на него.

— Шутишь. Этой медведице только штанги выжимать, а если тебя разок обожмет — из бандажа выскочишь.

— К дьяволу мой бандаж! — опять рассердился Хатчмейер. — Я тебе просто говорю, что эта лапочка-малышечка торгует книгами, как богиня.

— Торговать, может, и торгует, — сказала Бэби. — Но какая она «лапочка-малышечка» — видней тому русскому, который из-за нее корячится на мостовой. Как, ты сказал, ее зовут?

— Соня Футл, — мечтательно ответствовал Хатчмейер.

— Похоже на то, — согласилась Бэби. — Ишь ведь как она отфутболила того дюжего ирландца. Спасибо, если бедняга когда-нибудь на ноги встанет.