Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты - [17]

Так подбодрив царевну, пошла она к своей подруге Ашокакари, от которой у нее не было секретов, и открыла ей все, что задумала совершить, и вместе с ней стала прислуживать совсем отчаявшейся Хансавали, послушно делавшей все, о чем говорила ей Канакаманджари.

Пришел день свадьбы, и, когда наступил вечер и все были заняты встречей царевича Камалакары, прибывшего в сопровождении пеших воинов, всадников и слонов, отвлекши чем-то других служанок, Канакаманджари увела царевну Хансавали, словно желая нарядить ее, в потаенные покои, а там сама оделась в ее одежду, а ей отдала платье Ашокакари, а свое отдала той. Когда же сгустился ночной мрак, сказала она Хансавали: «Если выйдешь ты из города через западные ворота, то всего в одном кроше[51] от них стоит старое высокое дерево шалмали. Ступай к нему и спрячься в нем, да жди, пока я не появлюсь. Когда закончится обряд, обязательно я приду к тебе».

Согласилась Хансавали на то, что предложила ей коварная подруга, — одетая в одежду Ашокакари, она вышла из антахпура в ночную тьму, незаметно прошла через ворота, заполненные народом, и добралась до того дерева шалмали. Как увидела она мрак, таившийся в расщелине его ствола, испугалась и не вошла в нее, а забралась на росшее рядом дерево вата[52], уселась там, скрытая листьями, и стала высматривать, не идет ли ее подруга-предательница. Ведь не знала простодушная царевна о подлой натуре Канакаманджари.

А тем временем в царском дворце, когда наступил благословенный час, привел царь к алтарю Канакаманджари, одетую, как Хансавали, и Камалакара взял ее в жены. И никто в сумерках не заметил обмана, даже когда жених поднял покрывало невесты, чтобы взглянуть ей в лицо[53]. Когда же завершился свадебный обряд, Камалакара вместе с мнимой Хансавали и Ашокакари, выдававшей себя за Канакаманджари, поспешил к себе в лагерь так быстро, словно спешил не утратить расположения благоприятных к нему созвездий. Он тоже выехал из города через западные ворота и через некоторое время доехал до дерева шалмали, вблизи которого стояло дерево вата, укрывшее обманутую Хансавали. Когда приблизился его слон к дереву, словно в страхе обхватила мнимая Хансавали Камалакару и на удивленный вопрос его в притворном испуге прошептала: «Знай, благородный, что приснилось мне, будто из этого дерева выскочила ракшаси, принявшая образ женщины, и схватила меня, чтобы сожрать. Но вдруг явился какой-то брахман и вызволил меня, успокоил и сказал так: «Это дерево, доченька, надобно сжечь, а ту женщину, которая из дерева выскочит, тотчас же нужно бросить в огонь, и будет тебе от этого благо!» И, сказав это, он исчез, а я проснулась. А вспомнила я об этом при виде этого дерева и испугалась».

И когда она все это рассказала, приказал Камалакара своим слугам: «Спалите и дерево, и ведьму!» Сожгли они то дерево, и мнимая Хансавали решила, что настоящая Хансавали тоже сгорела вместе с деревом, так как никто из огня не выскочил, и была этим довольна. Камалакара же, считавший, что обрел подлинную Хансавали, прибыл к себе в лагерь, а на следующее утро поспешно отправился в свой город Кошалу. А там отец, обрадованный быстрым завершением дела, помазал его на царство, а когда удалился на святое подвижничество в лес, стал Камалакара править землей, а обманщица Канакаманджари, выдавшая себя за Хансавали, была ему женой. А что до поэта Маноратхасиддхи, то он, опасаясь за свою жизнь, постарался уехать подальше от дворца.

А Хансавали, сидевшая в ту ночь на дереве вата, услышав и увидев все, поняла, что случилось: «Обманута я!» Когда же удалился Камалакара, подумала: «О, горе! Обманом похитила у меня супруга подруга-предательница! Хочет она ради спокойствия своей души спалить меня! Кому не причинит горя доверие к злодеям?! Так кинусь я в пламя пылающего дерева шалмали и избавлюсь ценой моего ненужного тела от долга этому дереву, сожженному из-за меня!» Так горько сетуя, спускалась она с дерева, решившая уже, что жизнь ее ничего не стоит, но, когда спустилась на землю, словно по воле судьбы, вернулась к ней рассудительность, и она подумала: «Но зачем мне губить себя напрасно? Если останусь жива, то вскоре сумею достойно отплатить нарушительнице дружбы. Ведь когда батюшке, охваченному лихорадкой, явился Вишну и сказал ему, что избавится он от болезни, если я прикоснусь к нему рукой, бог ведь еще и предсказал: «Будет мужем Хансавали царевич Камалакара, но какое-то время придется ей немного помучиться». Так пойду я куда-нибудь да посмотрю, что будет!» И пошла она по лесу, где не было ни одной живой души, а когда далеко ушла от того места, и устала, и стала спотыкаться, ночь словно из жалости к ней удалилась, желая дать ей увидеть дорогу, а занимавшийся день словно из сострадания, рожденного ее видом, уронил слезы росы, и солнце, друг добродетельных, как будто желая стереть с ее лица слезы, утешить и обнадежить ее, протянуло к ней лучи-руки свои.

Немного приободрившись, шла она не по большой дороге, а тропинками, избегая взглядов людей. Больно резали ей ноги острые стебли травы куша, а она шла и шла и, наконец, достигла леса, полного птиц, — словно обрадовался он при ее появлении и зазывал ее к себе их криками: