Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11 - [135]

В 1946 году историки края были взволнованы сообщением: экспедиция Хабаровского пединститута обнаружила близ села Троицкого следы Ачанского городка! Даже солидные исторические издания поспешили опубликовать это известие, но, видимо, оно оказалось ошибочным. Через некоторое время в ученом мире стали высказываться сомнения.

Проявив изрядное упорство в исследовании исторического и этнографического материалов, Б. П. Полевой не раз в печати доказывал, что Ачанский острог был поставлен Хабаровым у нанайского селения Оджал, рядом с горой Оджал, и настойчиво призывал произвести археологические изыскания в этом районе. В 1969 году к поискам Ачанского городка подключился ученый секретарь Приамурского филиала Географического общества СССР, А. А. Степанов, а в последние годы — археологический отряд Института истории, филологии и философии Сибирского отделения АН СССР. Многолетние поисковые поездки, анализ крупномасштабных карт и гидрологических материалов вызвали серьезные сомнения в возможности строительства Ачанского городка рядом с горой Оджал. Последние археологические раскопки, которые предложил и поддержал член-корреспондент АН СССР. А. П. Деревянко и в которых мне посчастливилось принять участие, дали основание А. А. Степанову заключить: Ачанский город Е. П. Хабарова находился на высоком мысе Кадачан, вблизи озера Болонь и современного нанайского селения Ачан. Работая с миноискателем, студент Новосибирского университета Игорь Васильевский отыскал не очень многочисленные, но убедительные металлические предметы времен русских землепроходцев.

Мисс амурчанка

Вкрадчиво подступала полночь, неся с собой зябкую речную свежесть. Палуба опустела. За кормой монотонно шипела вода. Амур казался безмерной черной пустыней, слившейся неизвестно где с небом, с колючим и холодным мерцанием редких звезд.

Я сошел в салон погреться. По безмолвной суете поднявшихся с мест пассажиров понял: приближаемся к Нижним Халбам. Катер сбавил ход. Ослепительно вспыхнул прожектор, уронив в темноту столб резкого света. Заметался палубный, подтягивая к выходу трап.

Всматриваясь в сторону спешно уходящих от катера пассажиров, я надеялся отыскать приметы села, но ничего, кроме клочка утоптанного песчаного берега, вырванного у темноты светом, прожектора, не увидел.

На берег я сошел последним с чувством безысходности, наугад побрел за возбужденно балагурящими парнями. Они шли в густую темноту, потревоженную сонной брехотней дворовых собак.

Скоро прорисовались одинокие, слабо засветившиеся окна. В темноте они казались надраенными листами латуни. Присмотревшись, я стал различать аспидно-черные контуры домов, деревьев. Облегченно вздохнув, закурил. Идущие впереди парни тем временем свернули куда-то в сторону так решительно, что я не успел их окликнуть, «Черт меня дернул ехать в экспедицию, — в отчаянии подумал я. — Сейчас даже куста не отыщешь для ночлега». Я решительно зашагал к первому попавшемуся дому, в окне от неспокойного пламени свечи тряслись искаженные тени людей.

Я постучал в окно. Визгливо простонала дверь дощатых сеней — и я увидел девушку. Перед собой она держала керосиновый фонарь, пристально всматривалась в темный двор.

— Кто там? — бросила она рассеянно.

— Простите, не подскажете, где мне найти директора школы? — спросил я упавшим голосом.

— Проходите в дом. Какой может быть разговор в темноте? — добродушно сказала она. — А я вас еще в катере заметила, все думала: зачем в наши Халбы пожаловали? Жителей мы своих знаем...

— Видите ли, — как можно внушительнее начал я, — мне нужен директор, чтобы у него узнать об экспедиции Окладникова.

Девушка ничего не ответила, только настойчиво повторила:

— Да не стойте же на улице...

Я вошел в просторные сени, увешанные сетями. Сети были переброшены через поперечные балки под самой крышей. На задней стене висела рыбацкая старая куртка, густо подернутая плесенью, словно инеем; рядом — ледоруб, острога с изрядно заржавленным до черной окалины трезубцем.

— Кто на Амуре Окладникова не знает?! — обрадованно сказала девушка. — В экспедицию, значит, к нему... Интересно! — потом, спохватившись: — В селе ли директор — сейчас узнаю.

Птахой она впорхнула в дом, оставив в сенях, на бочке, фонарь. Я сел на ящик из-под «сгущенки». Через приоткрытую дверь в сени лился мутный свет керосиновой лампы. Пахло застоявшимся дымом и плохо провяленной рыбой. «Это же та самая девушка, которая сопровождала своего больного деда», — осенило меня.

Легко скрипнула дверь, появилась девушка. Она остановилась в пролете двери, прижалась спиной к косяку и с сожалением произнесла:

— Утешительного ничего нет. Брат сказал, что экспедиция Окладникова вчера ушла катером вниз. У нас искали какие-то рисунки на камнях... Сам Окладников все расспрашивал старожилов о рисунках, говорил, что в тридцатых годах какой-то ученый видел их здесь. Но об этом не знают даже старики. Может, села перепутали. На Амуре есть еще и Верхние Халбы — тоже село нанайское.

— В какое село двинулась экспедиция?

— В Киселевку выехали... И директора в селе нет. В Хабаровск укатил.

Я готов был выть от отчаяния, потому что не знал ни одного амурского села. Да и теплоход прошел вниз — добираться придется какой-то оказией.