Далекое будущее вселенной. Эсхатология в космической перспективе - [144]

C19 (2 December 1999).

46. Schweber, S., "Physics, Community, and the Crisis in Physical Theory", Physics Today, 46, 34 (1993).

47. Scott, A., Stairway to the Mind (Copernicus‑Springer, Berlin, 1995), 50–54, 207–10.

48. Seife, J., Zero: The Biography of a Dangerous Idea (Penguin, London, 2000).

49. Sternberg, Е., The Balance Within: The Science Connecting Health and Emotions (W. H. Freeman, San Francisco, 2000).

50. Tannenbaum, A. S., Structured Computer Organization (Prentice Hall, Englewood Cliffs, N. J., 1990).

51. Wakefield, G., ed., A Dictionary of Christian Spirituality (SCM Press, London, 1983).

52. Weiss, K. M., "Is There a Paradigm Shift in Genetics? Lessons from the Studies of Human Diseases", Mol Phylo. Evol., 5, 259 (1996).

53. Wolpert, L., et al., Principles of Developmental Biology (Oxford University Press, Oxford, 1998).

Приложение Олаф Степлдон (1886–1950)

Стивен Р. Л. Кларк [204]

Каждый, кто сейчас погружается в фантазии или научные предположения относительно далекого будущего, обязан такой возможностью Олафу Степлдону и его книгам «Последние и первые люди» [21] и «Создатель звезд» [24], вышедшим в свет задолго до Второй мировой войны. Роберт Кроссли, один из биографов Степлдона (см. [5]), отмечает, что его часто считают скандинавом или американцем. Дж. Б. С. Холдейн, читая «Последних и первых людей», недоумевал, почему он прежде ничего не слышал об этом (как он полагал) ученом. В действительности Степлдон был философом, еще до Первой мировой войны окончил Баллиол–колледж, войну провел на медицинской службе; он родился и вырос в Уирреле (полуостров между Ди и Мерси, на северо–западе Англии) и много лет был заметной фигурой в литературном и философском мире Мерсисайда. Докторскую диссертацию по философской психологии он защитил в Ливерпуле. Преподавал на вечернем отделении университета, а также в Ассоциации образования рабочих. Его архивы, в том числе подробные конспекты лекций, хранятся сейчас в библиотеке Ливерпульского университета. Предположение Брайана Олдисса, что «он почти не контактировал с внешним миром — предпочитал мечтать и возделывать свой сад»[205], совершенно неверно, как ясно показывают его письма и лекции.

Степлдон был одним из основоположников жанра, впоследствии против его собственной воли получившего название научной фантастики, и ярким (хотя и в высшей степени спорным) представителем литературного и философского движения, повлиявшего не только на литературу, — оптимистического техногуманизма. Верность Духу (человеческому) вместе с предпочтением «науки» «суевериям» вела таких писателей, как Уэллс, Шарден, Берналь, Холдейн, а вместе с ними и Степлдона к мечтам о будущем, в котором мы научимся переделывать собственную природу, а вместе с ней и весь мир. Степлдон отличался от своих единомышленников сомнением, порожденным обильным чтением философов древности, в том, что мы сможем (и должны) контролировать все. Кроме того, он признавал, что где‑то в глубинах вселенной могут обитать другие существа, иного биологического типа, также служащие Духу. По иронии судьбы верность Духу требовала молитвенного преклонения перед реальностью, бесконечно превосходящей наши познания, для понимания которой, быть может, в конце концов потребуются иные, не интеллектуальные средства. «Когда я слышу рассуждения о вере от священников, — пишет Степлдон в рецензии на роман Уэллса «Рожденный звездами»[206], — то во всем соглашаюсь с мистером Уэллсом; и все же я — нерадивый ученик. Ибо, когда за объяснения берется он сам, я нетерпеливо жду чего‑то большего, но так его и не слышу. Слишком уж легко он соглашается с тем, что идеализированное позитивистское, научное мышление, свойственное по большей части девятнадцатому столетию, в самом деле наилучшим образом отвечает человеческой ментальности во всей ее полноте».

Его философская мысль вдохновлялась как новейшими научными открытиями, так и теориями былых времен. «Мода» в философии, начиная с 1930–х годов, сменялась несколько раз: «логические позитивисты», объявившие осмысленными только описательные и аналитические суждения (принцип, опровергающий сам себя), не придавали значения беспокойству Степлдона о реальности времени, взаимоотношениях сознания и мозга, природе духовной зрелости. Современные философы вернулись к этим древним проблемам, которые, по словам Степлдона ([21], с. 283), будут волновать человечество и в последние дни его существования, так что нам есть чему у него поучиться. Поучительным примером для нынешних мыслителей может стать глупость Четырех Великих Умов, «по своему произволу и для собственного развлечения решавших древние проблемы добра и зла, сознания и его предмета, единства и множества, истины и заблуждения» ([21], с. 213) без малейшего проблеска подлинной духовности. Опасность в том, что они также могут пренебречь теми писаниями, из которых черпал наставления сам Степлдон, великими греческими философами, в особенности Платоном, стоиками, скептиками и Плотином. Для Плотина, последнего из великих греческих философов, говоря словами Армстронга, «философское рассуждение и размышление — не просто средства решения интеллектуальных проблем (хотя они играют эту роль и должны ее играть). В них кроется магия, ведущая к освобождению души» [3]. Многие замечания, разбросанные там и сям в книгах Степлдона, явно восходят к многовековым философским дискуссиям: замечания о природе времени, о возможности существования мира, состоящего из одних лишь звуков, о природе сознания и его связи с физической реальностью. Все эти рассуждения никогда не становятся для него чисто техническими.