Далекие острова - [10]

— Отлично. Можно попробовать накормить людей горячим.

Я позвал сержанта, приказал соорудить костер и приготовить обед. Через минуту моринеры притащили из лодки большой походный котел, нарубили ножами и вырвали руками все имеющиеся на острове кусты и разожгли маленький чахлый костерок, которого хватило только на то, чтобы приготовить из рыбных консервов и воды из бочонка, жалкое подобие супа. Был он чуть теплый, дрова прогорели очень быстро. Суп ели прямо из котла, закусывали галетами, особенно прожорливых осаживали, следили, чтобы хватило на всех. После еды, я объявил привал.

Люди повеселели. Собравшись у остатков костерка моринеры травили байки, кто-то прилег поспать.

Доктор, сержант и я поднялись на скалу и устроили военный совет.

Собственно, обсуждать нам было нечего. Сержант наотрез отказался оставаться на острове, и я назначил его командиром второй лодки. Продовольствие и воду решено было разделить на три равные части. Все карабины я забрал. Мы дали моринерам отдохнуть ровно полчаса, потом спустились и объявили о своем решении.

На острове, со мной, остались восемь добровольцев, в том числе бомбардная команда из моего взвода. Всем нам казалось, что лучше умереть на твердой земле, чем захлебнуться.

Перед уходом, сержант дал мне 3 папиросы, а доктор, смутившись, протянул мне подсумок с десятью револьверными патронами.

Лодки ушли четыре часа назад. Я сидел на выступе скалы, докуривал вторую папиросу и смотрел, как «Грозный» дрейфует в сторону вражеского острова, на нем еще оставались люди.

— Интересно, — сказал сидящий рядом моряк: — их варды в плен возьмут или потопят?

— Видишь, не стреляют, — ответил другой: — наверно хотят живыми взять.

— А зачем им живые? Живых надо кормить, поить, поселить где-нибудь. Проще утопить.

— Поглумятся и кончат, — сказал высокий конопатый моринер. Он осматривал свой карабин, вставил патрон и щелкнул затвором.

О плене говорили часто. Его обсуждали и в офицерский кают-компаниях, и в арестантских ротах, некоторым он казался единственным спасением, некоторых от одной только мысли о нем, бросало в дрожь. В газетах писали, что варды любят издеваться над пленными, пытают их и убивают. Была ли это правда или военные корреспонденты старались таким способом разжигать в нас ненависть к врагу, я не знал. Но оказаться в плену мне не хотелось.

— Да ладно, — отмахнулся пожилой моринер: — Что они не люди что ли? Не верю я, что они пленных убивают. Наверно заставляют работать, может кормят мало, ну побьют еще. А про пытки и убийства это все выдумывают.

— Ну, вот посмотришь, когда к ним попадешь. Посадят тебя на кол на берегу, чтобы издалека было видно и будешь голой жопой светить, вместо маяка.

Мне надоела матросская болтовня. Болела голова. Я привалился к нагретому камню и закрыл глаза. Одежда почти высохла, ноги в сапогах согрелись и меня больше не знобило. Во рту пересохло. Я проводил по губам жестким, как наждак языком. Воду мы берегли и договорились выдавать по часам, совсем по чуть-чуть. Время пить еще не наступило.

Карабины я раздал моринерам и теперь мой отряд был кое как вооружен. Я понимал, что, если варды отправят за нами корабль, нас всех убьют, но наличие оружия в руках давало обманчивое ощущение силы.

Я думал о своей семье, о жене и детях, представлял наш дом, стоявший на обрыве у самого моря. Мы сняли его сразу после свадьбы и прожили в нем все эти годы. В доме была кухня и две комнаты, одну мы оборудовали под детскую, а во второй была и гостиная, и столовая, и наша спальня. Берег в этом месте был крутой, и жена боялась, что дети могут заиграться и сорваться вниз, и тогда я сделал изгородь. Мой сын стоял рядом и смотрел, как я вбиваю колья. Накрапывал мелкий дождик. Сын смешно надвинул на глаза мою старую шляпу и сосал палец. Над нами шуршала листьями рябина. Ягоды на ней уже были красные и горчили.

— Господин моринер-лейтенант! — кто-то позвал меня.

Кажется, я задремал.

Я открыл глаза

— Что случилось?

— Корабль.

— Где?

Я смотрел перед собой и ничего не видел, только сверкающее под солнцем море. Глазам стало больно, и я зажмурился.

— Варды отправили за нами корабль.

Я рывком сел и сердце бешено застучало. У меня такое бывает со сна. Я пару раз глубоко вздохнул и выдохнул, потом, чтобы проснуться окончательно, зачерпнул немного морской воды и протер лицо.

— Далеко?

— Пока да, но идет быстро.

Я полез на скалу.

Караулить вызвались бомбардиры, два паренька лет по девятнадцать, один маленького роста, белобрысый, второй наоборот, черный и большой, похожий на ворона. Они были крестьянами с южных островов, моря боялись и даже, по-моему, не умели плавать. Когда я предложил им покинуть остров, они сказали, что лучше умрут на твердой земле.

При моем появлении они хотели подняться, но я остановил.

— Лежите. Чем меньше мы к себе привлекаем внимания, тем лучше. Видно, что-нибудь?

— Корабль идет.

Я улегся рядом, огляделся, и в очередной раз пожалел, что нет подзорной трубы. «Грозный» все еще держался на плаву, на верхней палубе мелькали моряки, команда боролась за живучесть корабля.

К нам приближался катер. Должно быть он появился справа из-за мыса. Он шел на всех парах и отчаянно дымил. На вражеском берегу стало сразу много народа, мне показалось, что я вижу блеск подзорных труб.