Далекие острова - [12]

— Заряжай! — закричал я, прицелился в одного из стрелков, стоящих на палубе и выстрелил. Я не попал, но люди стояли так близко друг к другу, что моя пуля нашла другую жертву. Моряк упал на палубу, крича и зажимая руками рану в бедре.

Я схватил непослушными пальцами патрон и передернул затвор. В нас начали стрелять. Но стрелять вверх всегда неудобно и нам помог фактор неожиданности. Пули свистели над головой, но никого не задели. Я выстрелил, но промахнулся. Бомбардиры выстрелили еще раз. Звуковая волна ударила по ушам. Но второй раз я ощутил ее уже слабее, наверно оглох от первого выстрела. Рядом кто-то вскрикнул, но смотреть времени не было. Вторая бомба ушла в молоко. Она упала в море сразу за катером.

Я видел, что артиллеристы разворачивают пушку в нашу сторону, но им не хватает доворота. Рулевой был убит и не мог им ничем помочь, на какое-то время катер стал не управляемым.

— Стреляйте! — закричал я бомбардирам и нажал на курок. В этот раз я не промахнулся, артиллерийский офицер упал.

Наша последняя бомба ударила в палубу возле пушки. Видимо она попала в приготовленные для стрельбы боеприпасы, потому что на носу вдруг взметнулся яростный огненный столб, разбрасывая людей в разные стороны. Там, где только что стояли стрелки, разверзлась большая черная дыра. Катер клюнул носом и стал стремительно погружаться.

А-а-а! — закричал я, почти не слыша собственного крика. Я оглянулся посмотреть на бомбардиров и увидел, что белобрысый паренек сучит ногами, пытаясь зажать рану в животе, а его напарник лежит без движения и голова его залита кровью. Пожилой моринер смотрел на меня остановившимся взглядом, посередине лба чернела маленькая дырочка, крови почти не было.

— Конец ублюдкам, конец, — Удивленно повторял конопатый. Он пытался перезарядить карабин, но патрон перекосило, и он все никак не мог его достать.

Катер утонул очень быстро. Никто не спасся. Страшной силы взрыв убил или оглушил всех, и добивать нам никого не пришлось.

Через пятнадцать минут наш остров накрыли артиллерийским огнем. За это время мы успели спуститься вниз, перевязать раненного бомбардира и укрыться под скалой. Нас обстреливали больше часа. Вершина, на которой мы оборонялись, была разрушена. Еще один матрос погиб. Мы все были ранены осколками снарядов и камней. Если бы варды захотели, они могли бы взять нас голыми руками, но второй катер за нами не послали.

Белобрысый мальчишка бомбардир умер вечером. Когда стемнело, мы сложили всех убитых у самой воды.

Нас подобрали ночью. Адмирал Она был смещен с должности. Его место занял адмирал Крол, который вернул корабли и все-таки захватил остров, до которого мы так и не смогли добраться.

Зазвенел колокольчик. Муки резко поднялся, поправил френч, портупею и без стука вошел в кабинет адмирала. Его не было не больше минуты, потом дверь открылась.

— Вас ждут.

Муки отошел в сторону, пропуская меня вперед.

Я вошел в кабинет и остановился перед массивным дубовым столом, покрытым зеленым сукном. Супер-адмирал Мец был не один. Рядом расположился маленький, худощавый капитан из разведки. Мец сидел в кресле с высокой резной спинкой, капитан устроился на стуле.

Адмирала я уже видел. Он выступал на параде в честь победы 14 июля. Я стоял в первом ряду и хорошо его рассмотрел. Супер-адмирал был молод, лет 40–43, высокий блондин, с волосами, гладко зачесанными назад, над верхней губой маленький шрам, глаза голубые, холодные, ничего не выражающие. За эти глаза он уже получил прозвище «Рыба». Мец закончил академию в звании капитана, командовал крейсером, участвовал в боях под Копом и Мо, был ранен, в конце войны был назначен командующим южной эскадры, провел несколько удачных морских сражений и разгромил эскадру адмирала Гука у острова Лон.

В кабинете почти ничего не изменилось, только передвинули кушетку, раньше она стояла у окна, а теперь у глухой стены, исчез большой глобус, на стене появился портрет президента содружества, а на столе — массивная зажигалка в виде русалки. Адмирал встретил меня тяжелым взглядом.

Я вытянулся и отдал честь.

— Супер-лейтенант-моринер Бур по вашему приказанию прибыл!

— Здравствуйте лейтенант.

Адмирал, не мигая, смотрел на меня. Я отвел взгляд.

— Как долго Вы командуете 8 гвардейской мориной?

— Два года, — не задумываюсь ответил я.

Он опустил глаза и теперь рассматривал мое личное дело. Картонная папка была тонкой. Мне был виден перевернутый фотографический снимок и лист заполненный четким каллиграфическим почерком.

— Вы не кадровый военный и стали офицером во время войны?

— Так точно.

Адмирал перевернул несколько страниц. Я смотрел поверх его головы, на портрет. Президент содружества, в жизни полный мужчина за шестьдесят, с широким одутловатым лицом, был изображен в виде статного офицера в старинных доспехах и каске с плюмажем. Собственно, понять, что это именно он, можно было по характерным чертам лица, близко посаженным глазам и подписи в правом нижнем углу.

— По распоряжению президента содружества, командовать гвардией может только кадровый военный, выпускник военно-морской академии. На сколько я понимаю, Вы стали гвардейским офицером благодаря протекции покойного адмирала Крола. Адмирал был великодушным человеком.