Далекие огни - [23]

Шрифт
Интервал

Железная дорога незаметно пропускала тысячи людей через какую-то калечащую машину — сводила ревматизмом руки, уродливо скрючивала ноги, отнимала зрение.

Люди валялись на больничных койках, как ненужные отбросы. На время болезни на работе заменяли их новые, молодые и здоровые. Свежие, еще полные сил руки переводили рычаги стрелок, таскали из вагонов грузы, зоркие, неиспорченные глаза следили за путевыми сигналами, быстро различая их цвета. Шли годы, люди изнашивались, руки и ноги их слабели, глаза туманились, уже не отличали зеленого сигнала от красного. Тогда людей убирали, как изношенные механизмы с паровоза, и вместо них опять становились молодые, свежие, здоровые, — и так без конца.

Участь «отработанных», изношенных людей была хорошо известна Фоме Гавриловичу. При одной мысли, что уже не придется взять в руки молоток и ключ, он чувствовал тоску и отчаяние. В смятении ходил он по палате, стараясь пошевелить обрубком — тем, что осталось от здоровой и сильной руки, — и стонал не столько от тупой боли, сколько от душевной муки.

На третий день после ампутации руки, утром, дежурный фельдшер сообщил Фоме Гавриловичу, что к нему приехал брат и хочет повидать его.

В палату на цыпочках в накинутом на плечи измятом халате вошел Иван Гаврилович и остановился, растерянно ища среди больных брата. Фома Гаврилович пошел к нему навстречу.

Иван по-бабьи жалостливо охнул, подбежал к нему, обнял, ткнувшись головой в бороду, бессвязно забормотал:

— Фома… Фома… братец… Боже ты мой!

— Ты дома у меня был? — прервал Фома Гаврилович.

— Был, Фома… Проведал…

— Как там Варвара, дети?

— Все ничего… Только ночь я пробыл у них. — Иван присел на придвинутый братом стул. — Глянул я на тебя сейчас, и вспомнилось, как трое мы из Расеи на Дон путешествовали. Помнишь — идем, бывало, и песни ревем… Славная время была. Ну, как же рука-то твоя? Эх, беда, беда!

Иван Гаврилович осторожно притронулся к перевязанной култышке, сокрушенно покачал головой.

— Что ж рука, — вздохнул Фома Гаврилович. — Нет руки — и человека нет. К чему я теперь?

— Ну, нет, Фома, ты не говори. С одной рукой, знаешь, тоже работают. Видал я…

— Какая тут работа… Разве только метелку в левую руку…

Братья замолчали. Иван Гаврилович продолжал вздыхать, поглаживал странно белую свою лысину, порываясь что-то сказать, — и не решался. Добрые глаза его становились все более беспокойными и виноватыми.

— Ну, говори, Вань, новости… Что же ты? Как твоя домашняя жизнь? — спросил Фома Гаврилович.

— Дык што… Все как полагается… У меня все благополучно, — смущенно ответил Иван.

В растворенное окно палаты ворвался ветерок, принес горький запах приютившегося где-то под больничным забором степного полынка… Лучи сентябрьского утреннего солнца пронизывали душный воздух палаты, золотили скучные обнаженно-белые стены. Протяжный гудок донесся со станции, которая была тут же рядом, тишину утра нарушили тяжелые выдохи паровоза.

— Это пятый «Е» пошел… — заметил Фома Гаврилович.

— А по-моему, пятому «Е» еще рано, — возразил Иван.

— По времени должен быть он… Идут поезда, Вань, а я вот… — скривился, как от боли, Фома Гаврилович. — Кто-то там без меня встречает поезда…

— Найдут, кого поставить… Железная дорога, она, знаешь, как часы. Действует без перестану, — сказал Иван Гаврилович и опять беспокойно задвигался на стуле…

— А я тебе новость привез, Фома, — добавил он вдруг и снова вздохнул…

— Какую, Вань? Хорошая, плохая ль — все едино теперь…

— Новость-то касается душевной жизни моей.

Фома Гаврилович с изумлением посмотрел на брата. Иван Гаврилович улыбнулся, погладил бороду.

— Скажу тебе, Фома… Только вникай…

— Ну-ну… Хорошая новость, видать…

— Хорошая, Фома. В новую веру я перешел.

Фома Гаврилович привстал на койке, поправил повязку на правом плече.

— Не пойму, о чем ты?

— Эх, Фома! Жили мы сколько годов в слепоте, ан, оказалось, есть врата, в какие можно пройти и нашему брату.

— Да ты о чем говоришь? Какие врата? — брови Фомы Гавриловича сдвинулись.

— Да о вере и говорю. Есть такая вера христова… баптисты — слыхал? Вот я к ним и перешел.

— Ты шутишь, Вань?

— Зачем? Делом христовым не шутят, Фома.

Фома Гаврилович усмехнулся.

— Та-ак… — протянул он. — Ну, вот и дожили мы с тобой, что веру стали менять. Да зачем же тебе новая вера, Вань? Что она тебе — нужду поправит?

Иван Гаврилович смущенно смотрел на брата.

— Разве вера должна нужду поправлять? — мягко возразил он, — Христос в нужде жил и правду творил. А нам почему нельзя?

— Мы итак в нужде живем. Наработаешься — жрать захочешь. А кто даст тебе хлеба кусок? Бог? А где он? — Глаза Фомы Гавриловича насмешливо блеснули. Он показал на больничные койки. Вот, погляди, сколько их, калек-то. И у каждого дети. Вот сошел бы бог твой да и поправил бы им руки-ноги-то…

— Придет — погоди! Скоро уже, — пророчески вытянул палец Иван.

— Мне-то руку зачем бог твой отнял? — недобро усмехнулся Фома Гаврилович. — Мешала она ему, что ль? Обман, все обман…

— А где не обман? От кого нам правды ожидать? Ну-ка, скажи, а? — горячился Иван Гаврилович. — Кто даст нам правильную жизнь? В прежней вере правды не было, а в нашей есть. А без правды, без утешения душе легко ли жить? — настойчиво и страстно спросил Иван Гаврилович.


Еще от автора Георгий Филиппович Шолохов-Синявский
Змей-Горыныч

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беспокойный возраст

Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.


Суровая путина

Роман «Суровая путина» рассказывает о дореволюционном быте рыбаков Нижнего Дона, об их участии в революции.


Казачья бурса

Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.


Волгины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Горький мед

В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.