Далёкие милые были - [53]

Марии Гавриловне удалось пристроить меня на всё лето вести драмкружок в лагере в Мещерине. Прежде чем вступить в «должность», я был вызван на собеседование в Клуб КГБ: меня расспрашивали, чем буду заниматься с ребятами, попросили представить план в письменном виде. На первую смену я наметил постановку одноактной пьесы про шпионов. Июль, вторая смена, будет посвящен празднованию 65-летия со дня рождения «лучшего и талантливейшего поэта советской эпохи» Владимира Маяковского. Третью, августовскую, смену я отвёл под короткие пьесы А. П. Чехова. Мою кандидатуру утвердили, правда, работать предстояло без зарплаты – за харчи.

Накануне отъезда в лагерь зашёл в библиотеку за «Анной Карениной». Библиотекарша посоветовала мне прочитать и «Мадам Бовари», чтобы сравнить два романа. В куче трухлявой, наваленной в углу макулатуры она откопала мне одноактную пьесу про шпионов.

Лето 1958 года. Мещерино, пионерский лагерь. Меня поселили в маленьком летнем домике. Если бы стены внутри не были оклеены блёклыми обоями, то его можно было бы назвать сарайкой. Меблировку составляли кровать, тумбочка и табуретка; с потолка, из центра, свисала лампочка без абажура; дверь запиралась на ключ. Свой домик! – Для меня это было счастье. Пусть маленький, пусть на время, но свой.

В драмкружок пришло много желающих. Я никому не отказывал и стал искать такое режиссёрско-постановочное решение, чтобы занять всех. Начал, как и полагается, с читки пьесы. В ней всего-то было пять персонажей. Одну из ролей я предложил сыграть Ире. Она, к моему удивлению, согласилась.

В ту пору я находился под влиянием режиссёрских приёмов Н. П. Охлопкова, который применял все средства, чтобы раздвинуть пространство театра – сцены и зрительного зала. Мой зал в пионерлагере не имел стен: стояла крытая эстрада, и от неё амфитеатром поднимались скамейки. Над ними ещё нависала крона старого дуба. Я решил использовать все предлагаемые обстоятельства.

Спектакль начинался с тревожного воя сирены, окружающую темноту «обшаривали» софиты, а из радиорубки (которая была за эстрадой) звучали подстёгивающие воображение слова: «Внимание! Внимание! Всем постам! В квадрате 45 произошло нарушение государственной границы». (Тогда на экранах страны шёл фильм «В квадрате 45».) По поперечному проходу зрительного зала пробегал отряд пограничников с собакой (овчарки мы не нашли, её роль сыграла дворняга). После этого оглушающе-ослепляющего вступления с участием массовки на сцене зажигался свет. Раздавался стук в дверь – начиналось драматическое действие.

Сюжет пьесы был такой. Шпион, перешедший государственную границу, под видом агронома приходит в дом, где проживают мать с дочерью. Он просится переночевать, притворившись, что вывихнул ногу. Его впускают, завязывается беседа. В разговоре дочь выясняет, что он чужой – не тот, за кого себя выдаёт. Девушка предлагает ему свою комнату для ночлега и, как только шпион уединяется там, выпрыгивает из окна и бежит на погранзаставу.

В этот момент действие снова становилось бурным. По громкоговорителю звучало обращение к жителям посёлка, что на его территории находится нарушитель государственной границы и чтобы все были предельно осторожны. Здесь участники массовой сцены – жители, вооружённые кольями, начинали бегать в перекрёстных направлениях по всем проходам зрительного зала под «Танец с саблями» из балета «Гаянэ» А. Хачатуряна.

На смену этому экспрессивному действу приходила сцена с участием героев, где напряжение усиливалось столкновением характеров: шпион допытывался у матери, куда это подевалась её дочь, а мать старалась отвечать, чтобы не вспугнуть его раньше времени. Вдруг стук в дверь! Шпион метнулся к себе: надел брезентовый плащ, накинул капюшон, достал пистолет, вернулся в прихожую и постоял там с секунду. Стук продолжался, становясь всё более требовательным. Шпион, забыв про ложную хромоту, перемахнул через окно и, спрыгнув со сцены, скрылся в кустах акации.

И в этой постановке я не смог обойтись без фокусов. Ещё в тот самый момент, когда на сцене шпион скрывался из виду, затаившись в прихожей, в кустах акации уже находился дублёр актёра в таком же точно брезентовом плаще с капюшоном (мы нашли два совершено одинаковых). Вот шпион спрыгнул со сцены и исчез в кустах. Началась погоня: наряд пограничников с собакой, за ним гражданское население с кольями – все они преследовали именно дублёра, а публика и не догадывалась об этом, так как лицо его было скрыто капюшоном.

Зрителей захватило действие. Они ёрзали на местах, и, перекрикивая друг друга, направляли погоню туда, где затаился шпион. Он выскочил из кустов и дал дёру – за ним пограничники. Нарушитель не целясь отстреливался из пистолета, вереница бегущих выписывала то змейку, то восьмёрку. Наконец, шпион подбежал к дубу – и вдруг исчез… Залаяла «овчарка», пограничники направили свои фонарики на дерево. Зажглись софиты, и свет заскользил всё выше и выше. Вдруг на высоте 8–10 метров все увидели шпиона… Зал ахнул. Как?! Как за считаные мгновенья человек взобрался на такую высоту? Это был специально разработанный фокус: пока продолжалась погоня за дублёром, актёр преспокойненько влез на дуб. Но и это не всё: чуть выше шпиона оказался пограничник, который ударом по голове «вырубил» врага, обмотал верёвкой и начал спускать обмякшее тело на землю. Чтобы выполнить этот трюк, под брезентовый плащ актёру пришлось надеть специальный широкий пояс пожарного с мощным стальным карабином; через сук дуба был перекинут трос, а «тело» опускали, соблюдая все меры безопасности, два взрослых дяди (их самих не было видно из-за дерева). Первый режиссёрский опыт оказался удачным. Нам аплодировали, нас благодарили.