Далёкие милые были - [54]

Вторая смена, июль. Как и было запланировано, мы в драмкружке занялись подготовкой композиции в честь 65-й годовщины со дня рождения Маяковского. Сверстали программу быстро.

12 июля Петров день – моему папе исполнилось 60 лет. Я на денёк вырвался из лагерной кутерьмы и помчался в Головково. Собственно, туда-обратно и снова за работу: уже 13 июля был первый прогон.

«Разворачивайтесь в марше» – эта строка определила характер литературно-музыкальной композиции. За основу я взял поэму «Хорошо!» и в неё вмонтировал несколько стихотворений.

Строит,

    Рушит,

        Кроит

            И рвёт, –

рубила речовку группа слева.

Тихнет,

    Кипит

        И пенится, –

подхватывала ритм группа справа.

Зазвучали марши. Небольшие группки маршировали, скандируя стихи. Было видно, что участникам постановки очень нравится такое энергичное действие. В нашей программе: «Левый марш», «Стихи о советском паспорте» и даже «Кем быть?».

К памятной дате у нас всё было готово. Нам сообщили, что из Москвы приедет руководство партийных органов и даже сестра Маяковского Людмила Владимировна и друг поэта Павел Ильич Лавут. Я припомнил, что в поэме «Хорошо!» есть строки, посвящённые Павлу Ильичу. Быстро нашёл их и, выучив, вмонтировал в композицию.

Наступил день торжественного мероприятия. Прибыли высокопоставленные гости, родители. Приехали сестра и друг поэта. Зазвучал пионерский горн, забили барабаны. Внесли на эстраду и водрузили по центру красное знамя. Под звуки «Марша энтузиастов» был установлен портрет Маяковского, а под ним большая корзина полевых цветов.

Началось представление нашей поэтической композиции. Я тоже принимал участие – примерно четверть программы читал лично. Когда дошла очередь до фрагмента из 16-й главы поэмы «Хорошо!», я остановился около друга поэта:

Мне

    рассказывал

        тихий еврей

            Павел Ильич Лавут:

«Только что

    вышел я

        из дверей,

Вижу –

    они плывут…»

Зал рукоплескал человеку, имя которого увековечено в поэме. Концовка композиции сопровождалась бурными аплодисментами:

Лет до ста

    расти

нам

    без старости.

Год от года

    расти

        нашей бодрости.

Славьте,

    молот

        и стих,

            землю молодости.

У нас всё получилось! После выступления старшая пионервожатая организовала фотосъёмку участников мероприятия вместе с Павлом Ильичём и Людмилой Владимировной, которая очень просила, чтобы ей обязательно привезли фотографии. Она оставила свой адрес и телефон. В конце дня я уехал в Москву на автомобиле вместе с Людмилой Владимировной.

В 1958 году в столице пролетарскому поэту установили памятник. «Пролетарский поэт» – так его тогда называли. Я несколько раз заново открывал для себя этого уникального творца. Агрессивный ниспровергатель, громила, правофланговый большевистской идеи, готовый «кастетом кроиться миру в черепе»… а в жизни проявлял себя как сюсюкающий хлюпик, особенно в отношениях с любимой. Похоже, что этого «недуга» не избежали и другие мощные деятели в ту переломную эпоху. Аристократы духа Блок, Бальмонт – непостижимо странными были они со своими близкими, особенно с дамами сердца.

Тёплый июльский день. Собралось много народу. Зазвучали речи, слетело покрывало, и обнажился монумент поэту Владимиру Маяковскому. Место ему определили на главной улице Москвы, между Горьким и Пушкиным («После смерти/ нам/ стоять почти что рядом:/ вы на Пе,/ а я на эМ»).

Вечерело, а народ всё не расходился. Сами мы с Витькой Татарским уже третий час стояли около памятника.

– Надо бы стихи почитать, – предложил Татарский.

– Начинай, – одобрил я.

Я сразу смазал карту будня,

(громко чеканя стих, Виктор вплотную подошёл к монументу).

Плеснувши краску из стакана…

(Люди утихли и одобрительно внимали чтецу.)

А вы ноктюрн сыграть смогли бы

На флейте водосточных труб?

Виктору зааплодировали, кто-то крикнул: «Ещё давай!» Теперь моя очередь:

В сто сорок солнц закат пылал…

Нас поддержали – многие в этот вечер читали стихи здесь. На следующий день мы с Татарским снова были у памятника и снова читали допоздна. А на третий день пришли поэты Евтушенко, Вознесенский и другие – читали стихи Маяковского и свои собственные.

Август. Лагерь в Мещерине. Чеховым заниматься не стал – понял, что не по зубам такой материал нашему драмкружковскому составу. Вспомнил прошлое лето в «Рузе» и предложил, как мы делали там, устроить конкурс на лучшую отрядную песню. Моё участие в подготовке ограничилось помощью в инсценировке песен.

Девятнадцатое августа, день рождения Иры. Сочинил стихи для неё, записал на пластинку. Преподнёс её имениннице вместе с тортом и большим букетом гладиолусов. Увы, стихи не произвели впечатления.

За лето одолел и «Анну Каренину», и «Мадам Бовари». Не давала мне покоя загадка женской души. Анна мне тогда совсем не понравилась: «С жиру бесится или уже по самой своей натуре предрасположена к распутству, – так я для себя решил. – А Бовари ещё хуже».

Что же это всё-таки за штука – ЛЮБОВЬ? То, что она бывает с первого взгляда, это я на себе испытал: увидел и влюбился, и вот уже четыре года люблю. Это же любовь – что же, если не любовь? Любовь. Сначала такая вкрадчивая влюблённость, а потом раз – озарение! У меня это озарение длится пятый год.