Дахут, дочь короля - [76]

Кроме Ниалла Девяти Заложников и его возницы.

Народ в Телтоне затрепетал, забормотал, стал отмахиваться. Их было немного, в основном воины на страже на крепостных фортах поблизости. Здесь великая ярмарка проходила в Лугназад. Самайнская ярмарка была в самом Темире, и король обязан был там присутствовать.

Вместо этого он накануне пришел с охраной и слугами, открыл и занял королевский дом, разослал туда-сюда гонцов, и тайно посовещался с теми, кто приехал; а их было жутко много. Его воины были отобраны: старые задиры с черствым сердцем, что сопровождали его долгие годы, некоторые даже к стенам Иса. Точно так же и слуги мало думали про Богов и еще меньше про привидений. Был дикий пир; ссора за долю героя привела к убийству, не припоминали, чтобы раньше такое было.

Ниалл отрицал, что это будто бы дурной знак. Он передал, что его дубильщик Нат Ай вполне может руководить жертвоприношениями первого дня и игры в Темире. Он, Ниалл, вернется туда на заре. Самайна — расстояние до туда составляло всего лишь десять лье или около того — чтобы принять участие в Заточке Оружия, Венчании Невесты Года и в тех обрядах, где он был нужен. Но этим вечером он должен остаться в Телтоне.

Потому что это было тем местом, где похоронены короли и королевы.

В этот день его люди принесли дрова к указанной им могиле. Ближе к закату их подожгли три женщины. Больше никто не смел наблюдать за их действиями. К тому же вид заслоняли курганы, хотя кроме могильного холма молочной матери Луга посередине, они не были ни длинными, ни высокими. В отличие от Детей Дану в Браге, потомков Ира и Ибера, умершие покоились каждый в своей палате, в одиночестве.

Солнце зашло за темную стену леса на западе. Река от этого стала огненной. Когда снизу начала взбираться луна, стал освещаться пурпур вдалеке на ровном восточном небе. Вокруг бесшумно двигались летучие мыши. От холода на траве и камнях засверкала ранняя роса.

Сквозь тишину донесся топот копыт и громыхание колес. Ниалл тронулся из усадьбы. Роскошно одетый, он стоял в колеснице, которая, казалось, сияла от бронзы. На плечах развевался плащ, вышитый семью цветами. Наконечник копья ловил последние лучики солнца, как и выцветающее золото волос. Так же нарядно одетый Катуэл правил двумя серыми жеребцами под стать друг другу, животных южной породы, большая редкость для Эриу, просто бесценны.

Перед Ниаллом вырисовывалась роща Богини, среди холмов, покрывавших могилы его родных. Их затуманили тени, но заколыхались, едва он подъехал к сигнальному костру у подножия одного из них. Вверх с накаленных добела камней ревело вверх пламя. В него уставились три женщины в черном.

Катуэл натянул поводья. Он должен оставаться на месте, потому что кони были неспокойные, фыркали, ржали, били копытами, горячились. Ниалл спешился. Он наклонил к женщинам свое копье.

— Вы подготовились? — окликнул он их.

— Подготовились, — сказала девушка.

— Сама будет слушать, — сказала жена.

— Больше не спрашивай, — сказала старуха.

— Но я на это рассчитывал.

— Это по твоему, — сказала девушка.

— Сам совершай свою сделку, — сказала жена.

— Ты нас больше не увидишь, — сказала старуха. Они отступили, ушли за курган, как будто затерялись с наступлением ночи; потому что сразу после этого зашло солнце. Немного задержалось бледно-зеленое зарево. Вышла громадная луна.

— Господин, — сказал Катуэл, и в свете огня был виден потный отблеск у него на лице, — вам лучше поторопиться. Я не знаю, сколько еще смогу сдерживать этих животных.

Ниалл двинулся к изголовью могилы. Копье он держал горизонтально выше ее.

— Монгфинд, мачеха моя, — сказал он, — просыпайся. — Огонь зашипел. — Вот тот, что имел дела с такими ведьмами, какой когда-то была ты, тот, чьей смерти ты некогда хотела. Вызываю тебя обратно на свет. Даю тебе выпить крови. Заключаю с тобой мир, наконец-то теперь этой ночью, чтобы ты могла обернуть ту ненависть, что всегда в тебе была, против моих врагов.

Он склонился и воткнул копье вниз, до тех пор, пока оно не встало посередине кургана как наклоненный, глубоко вкопанный менгир.

— Этим я пробуждаю тебя, угождаю тебе, принуждаю тебя! — закричал он.

Затем он быстро направился к коням и встал перед ними. Они громко ржали и кусали удила.

— Осторожно, Катуэл, — приказал Ниалл. Из-за пояса он вытащил короткий меч, который снял с убитого римлянина в год Вала. Он подошел и ударил. Кровь струей вырвалась из шеи стоящего справа жеребца. Животное закричало, вскинулось на дыбы, забило передними копытами. Ниалл едва увернулся от удара, раскроившего бы ему череп. Он легко управлялся оружием там, между двумя громадными телами, и легко уворачивался.

Катуэл боролся с поводьями, когда животные становились на дыбы, кренились, оступались, пронзительно кричали резаными глотками. Шум быстро превратился в тишину. Перед тем как затихнуть, они немного подергались, лежа на земле. Луна поднялась выше. Земля становилась пепельно-серой.

— Сейчас, — сказал Ниалл. Он разрубил тела на куски. Тем временем Катуэл выгрузил бочонок с вином, два золотых кубка, и военный топор. Снова поднялся шум, когда он разрубил на куски колесницу и бросил в огонь.