Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [42]

Лично на меня появленіе этихъ газетъ имѣло большое вліяніе: я сталъ усерднымъ читателемъ ихъ и съ нетерпѣніемъ ожидалъ присылки каждаго номера. Каждая статья служила предметомъ безконечныхъ бесѣдъ моихъ съ Брандомъ; къ намъ присоединилось еще нѣсколько молодыхъ людей, не гимназистовъ. Вскорѣ затѣмъ появилась брошюра Пинскера объ авто-эмансипаціи; мы почувствовали, что произошло большое событіе въ еврейской жизни, что начинается новая полоса для еврейской интеллигенціи. Борьба между палестинофильствомъ, представителемъ котораго былъ «Русскій Еврей», и тѣмъ обще-гражданскимъ еврейскимъ направленіемъ, которое представлялось «Разсвѣтомъ», осталась незамѣченной въ Полтавѣ, и только мы съ Брандомъ считали нужнымъ подвергнуть споръ детальному разсмотрѣнію, и голоса наши раздѣлились: я больше склонялся къ «Разсвѣту», а Брандъ — къ «Русскому Еврею». Въ какомъ-то недостигаемомъ ореолѣ представлялись мнѣ Буки-бенъ-Іогли (д-ръ Каценельсонъ) изъ «Русскаго Еврея», Минскій и Варшавскій изъ «Разсвѣта».

Весною 1882 г. погромы повторились. Еврейскій вопросъ сталъ одной изъ главнѣйшихъ темъ русской публицистики. Новое царствованіе свое отношеніе къ евреямъ опредѣлило вполнѣ явственно. Нельзя было не понять, что поддержаніе трехъ устоевъ, формулированныхъ съ высоты престола въ знаменитомъ манифестѣ «На насъ», а именно — народность, самодержавіе и православіе, — несовмѣстимо съ инымъ отношеніемъ къ евреямъ, какъ съ враждебнымъ, и что антисемитизмъ становится однимъ изъ важнѣйшихъ программныхъ пунктовъ новаго политическаго курса, принятаго Александромъ III. Погромы не только не вызвали у центральныхъ властей попытокъ оправдаться отъ обвиненія въ допущеніи погромовъ и отсутствіи репрессій (извѣстно, что погромщики обыкновенно судились по ст. 38 Уст. о Нак., предусматривающей нарушеніе общественной тишины и порядка, и присуждались къ мѣсячному аресту), — напротивъ, власти выдвинули противъ евреевъ обвиненіе въ эксплоатаціи мѣстнаго населенія, которая, будто бы, вызывала враждебное къ нимъ отношеніе, — народъ-де не стерпѣлъ и учинилъ самосудъ. Губернаторамъ предписано было объяснить, при содѣйствіи совѣщаній изъ мѣстныхъ людей (т. е. предводителей дворянства, исправниковъ, полицеймейстеровъ, иногда и земскихъ дѣятелей), при нѣкоторомъ участіи и самихъ евреевъ, — в_ъ ч_е_м_ъ з_а_к_л_ю_ч_а_е_т_с_я в_р_е_д_ъ, наносимый евреями мѣстному населенію. Такъ и редактированъ былъ знаменитый игнатьевскій циркуляръ 1881 г., объ образованіи во всѣхъ губерніяхъ черты осѣдлости и въ Харьковской губ. «совѣщаній по еврейскому вопросу», которыя должны были создать матеріалъ для коммиссій по еврейскому же вопросу подъ предсѣдательствомъ товарища министра Мартынова, бывшаго нашего полтавскаго губернатора. Реакціонная пресса, въ лицѣ «Московскихъ Вѣдомостей» и ставшаго явно націоналистическимъ реакціоннымъ органомъ «Новаго Времени», не уставала говорить о еврейскомъ экономическомъ засиліи, эксплоатаціи крестьянскаго населенія, обманѣ, ростовщичествѣ и т. п. Да и либеральная пресса, даже если учитывать цензурныя условія того времени, слабо боролась противъ оффиціальнаго и оффиціознаго антисемитизма. Даже такіе органы, какъ «Голосъ» и «Отечественныя Записки», не отрицали вредной экономической дѣятельности евреевъ и лишь слегка протестовали противъ борьбы съ ними при помощи ограничительныхъ законовъ и погромовъ. Не безъ нѣкотораго усилія удалось незабвенному философу Владиміру Соловьеву создать знаменитый протестъ русскихъ писателей и ученыхъ противъ репрессивныхъ мѣръ по отношенію къ евреямъ, подписанный лучшими людьми того времени. Соловьева вскорѣ устранили отъ кафедры.

Съ разрѣшенія министра внутреннихъ дѣлъ, графа Игнатьева, вызваны были въ Петербургъ, по иниціативѣ бар. Горація Осиповича Гинцбурга, депутаты для обсужденія создавшагося для евреевъ положенія. Изъ Полтавы поѣхалъ старикъ Мандельштамъ. Посылка депутата совпала съ экзаменаціоннымъ временемъ, когда я кончалъ гимназію, и поэтому у меня не сохранилось никакихъ воспоминаній о собраніяхъ въ Полтавѣ для выбора депутата и для обсужденій того, съ чѣмъ долженъ ѣхать депутатъ; кажется, что такихъ собраній и не было, и что изъ Петербурга просили старика Мандельштама поѣхать въ Петербургъ, да и другого полтавскимъ евреямъ послать некого было бы. Это единственный случай, когда Мандельштамъ явился представителемъ еврейской части населенія Полтавы. О совѣщаніяхъ этихъ депутатовъ, происходившихъ съ вѣдома министра внутреннихъ дѣлъ, мнѣ придется говорить впослѣдствіи.

Съ нетерпѣніемъ ожидалъ я окончанія гимназіи. Душно стало жить въ Полтавѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ печалила меня мысль о необходимости оставить семью, и безъ того осиротѣвшую со смертью матери. Горестно было сознаніе, что съ моимъ предстоящимъ отъѣздомъ въ университетъ мой отецъ лишится матеріальной поддержки, а что еще важнѣе, — моральной. Онъ всецѣло жилъ моими духовными интересами. Насъ связывало не только отношеніе отца къ сыну, но и духовная общность. Мы были друзьями. Ночи проводили мы съ нимъ въ дружеской бесѣдѣ о всѣхъ волновавшихъ меня и его вопросахъ духовной жизни. Съ моимъ предстоящимъ отъѣздомъ онъ оставался духовно одинокимъ въ Полтавѣ.