Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [17]
Какой то рокъ тяготѣлъ надъ еврейскими казенными училищами. Устроенныя при министрѣ народнаго просвѣщенія гр. Уваровѣ, преисполненномъ лучшими намѣреніями пріобщить евреевъ къ общему просвѣщенію и увлекавшемся идеей, внушенной Лиліенталемъ, вести евреевъ по пути, проложенному нѣмецкимъ еврействомъ, начиная съ Мендельсона, — эти училища были осуждены на безсиліе, вслѣдствіе нежеланія евреевъ вступать на путь реформъ, навязывавшихся свыше и не соотвѣтствовавшихъ тогда внутренней потребности еврейства. Не имѣя ни своего Мендельсона, ни своего Бессели (друга и соратника Мендельсона), ни Гумпертца, Гомберга и др., еврейство не могло поддаться внушеніямъ сіятельныхъ и превосходительныхъ Мендельсоновъ изъ среды христіанскихъ вельможъ, хотя бы и одушевленныхъ благожелательными устремленіями, подъ вліяніемъ доморощенныхъ подражателей Мендельсона, вродѣ Лиліенталя, Мандельштама и др.
Характеренъ и вызываетъ на размышленія тотъ фактъ, что среди евреевъ мандельштамовскій переводъ Пятикнижія (первый переводъ на русскій языкъ) остался совершенно неизвѣстенъ. Правда, этотъ переводъ далеко не безупреченъ и ни въ какой мѣрѣ не можетъ идти въ сравненіе съ мендельсоновскимъ нѣмецкимъ переводомъ, обогащеннымъ комментаріями самого Мендельсона, и его друзей Вессели, Дубно, Гомберга. Правда и то, что этотъ переводъ не вызванъ былъ какой либо потребностью самого еврейства сѣверо и юго-западнаго края — оно не понимало русскаго языка. Но въ Малороссіи и въ Новороссіи этотъ переводъ могъ бы облегчить многимъ евреямъ, не прошедшимъ черезъ хедеръ, знакомство съ Пятикнижіемъ. И, тѣмъ не менѣе, я не припомню, чтобы въ дѣтствѣ гдѣ либо видѣлъ экземпляръ Мандельштамовскаго перевода. Объясненіе этому явленію можетъ быть дано тѣмъ, что обученіе Пятикнижію являлось тогда дѣломъ чисто механическимъ: дѣтямъ полагалось «знать» кое-что изъ Пятикнижія на еврейскомъ языкѣ, но понимать содержаніе не требовалось; и поэтому Библія Мандельштама, ненужная для хедернаго обученія (да и меламеды рѣдко читали по русски) — осталась чуждой и въ домашнемъ обиходѣ, даже у тѣхъ классовъ евреевъ, которые по древне-еврейски плохо понимали. Мандельштамовскій казенный переводъ, изданный на правительственныя средства, остался такъ же неизвѣстенъ этому классу евреевъ, какъ и переводъ на нѣмецкій языкъ Мендельсона, напечатанный еврейскимъ шрифтомъ.
Духовнымъ раввиномъ въ Полтавѣ былъ почтенный старецъ (помню его имя — рабби Аврумъ Носонъ Ноте), ничѣмъ не отличавшійся и не имѣвшій никакого вліянія на мѣстное населеніе. Гораздо болѣе видную роль въ жизни мѣстнаго еврейскаго населенія играли «шохтимъ» — рѣзники, бывшіе на жалованіи у содержателя коробочнаго сбора. Они почитались, какъ религіозные авторитеты; въ особенности одинъ изъ нихъ, высокій, статный, рыжебородый, помню — съ благороднымъ и очень интеллигентнымъ лицомъ. — Никакой роли въ мѣстной общественной жизни не игралъ и общественный раввинъ. Въ теченіе многихъ лѣтъ этимъ раввиномъ былъ Зайдинеръ, питомецъ житомірскаго раввинскаго училища. Это былъ незначительный человѣкъ, безъ всякой еврейской эрудиціи, робкій и несамостоятельный предъ начальствомъ, не проявлявшій иниціативы и смѣлости передъ евреями. Онъ не имѣлъ авторитета даже у насъ, дѣтей, воспитанниковъ гимназіи, гдѣ онъ числился законоучителемъ. Онъ намъ задавалъ уроки по исторіи евреевъ, составленной О. Н. Бакстомъ, какъ у насъ говорилось, «отселева до селева»; никакихъ свѣдѣній по еврейскому вѣроученію не давалъ, и расположить насъ къ изученію родной исторіи не умѣлъ. Я никогда не слышалъ ни одной его проповѣди по той простой причинѣ, что онъ никогда не проповѣдывалъ. Вообще онъ не отличался благочестіемъ. Характерно, что сынъ его, обучавшійся въ мѣстной гимназіи, не зналъ по еврейски.
До него въ Полтавѣ былъ извѣстный въ то время Гурляндъ. (Если не ошибаюсь, это былъ отецъ ярославскаго профессора Гурлянда, — того самаго, котораго Штюрмеръ, впослѣдствіи предсѣдатель совѣта министровъ, пригласилъ въ 90-хъ годахъ въ Петербургъ въ качествѣ чиновника при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ; этотъ профессоръ составилъ извѣстную Записку съ проектомъ уничтоженія земствъ, а кромѣ того былъ негласнымъ руководителемъ цензурнаго вѣдомства. Само собою разумѣется, крещеный). Раввинъ Гурляндъ, по разсказамъ, слышаннымъ мною въ дѣтствѣ, пользовался своею властью, какъ истый чиновникъ, олицетворяя собою «правительственное око». Помню, съ какимъ возмущеніемъ разсказывали, что онъ запрещалъ танцовать въ синагогѣ въ праздникъ Сим-хасъ-Тора; что, по его распоряженію, былъ однажды въ этотъ праздникъ удаленъ изъ синагоги благочестивый еврей, носившій, вслѣдствіе своего живого темперамента, кличку «деръ Лейбедикеръ», т. е. живчикъ, неукоснительно — разъ въ году — въ этотъ день «выпивавшій» и пускавшійся въ плясъ на радостяхъ, по случаю окончанія чтенія торы. Такое точное исполненіе раввиномъ обязанности, возложенной на него закономъ, — слѣдить за порядкомъ богослуженія при содѣйствіи ученаго еврея (таковымъ въ большой синагогѣ былъ при мнѣ помощникъ провизора и негласный, хотя и талантливый ходатай по дѣламъ, — но не умѣвшій читать по еврейски) — создало Гурлянду много враговъ и, конечно, при новыхъ выборахъ онъ былъ забаллотированъ. При Зайдинерѣ зато никто не мѣшалъ «живчику» ознаменовывать праздникъ Торы надлежащей выпивкой и сердечнымъ плясомъ въ синагогѣ, а за нимъ ужъ и менѣе темпераментные почтенные обыватели степенно вступали въ «дрейдель» (танецъ, при которомъ участники кладутъ другъ другу руки на плечо и, при мѣрномъ пѣніи молитвенныхъ славословій самими танцующими и окружающими, въ припрыжку кружатся на одномъ мѣстѣ).
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.