Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [12]

У него былъ большой хоръ. Трудно передать красоту Ерухимова тенора, когда онъ произносилъ молитву безъ участія хора. Молитва передъ Мусафъ Іомъ-Кипуръ, «гинени гаони ми-маасъ» — «вотъ я, бѣдный добрыми дѣлами, посланъ общиной предстательствовать передъ Тобою, Всевышній» — по содержанію своему, всегда поражала мое воображеніе и трогала душу, а изъ устъ Ерухима она производила потрясающее впечатлѣніе. Я обливался слезами умиленія, доходилъ до высшей степени экстаза, на какой только способенъ былъ 8-лѣтній мальчикъ. А какой ужасъ охватывалъ меня, когда Ерухимъ рыдающимъ голосомъ, словами молитвы «Унсане-Токефъ», живописалъ величіе дней Рошъ-Гашана и Іомъ-Кипуръ, — какъ въ Высшемъ мѣстѣ Предвѣчный, при трубныхъ звукахъ, садится судить міръ и всѣ живыя существа въ немъ, опредѣляя на предстоящій годъ каждому человѣку его судьбу: кто выживетъ, кто покончитъ свои дни, кто естественной смертью, кто насильственной, кто отъ голода, кто отъ меча; кто разбогатѣетъ, кто обѣднѣетъ, кто возвеличится, кто будетъ униженъ. И зарождалась надежда, когда весь собравшійся народъ восклицалъ: «Молитва, воздержаніе и добрыя дѣла способны смягчить суровость приговора»…

Завидной казалась мнѣ судьба мальчиковъ хористовъ. Мнѣ казалось, что выше чести, какъ быть «зингеромъ» (хористомъ) у Ерухима, быть не можетъ, и въ своемъ дѣтскомъ тщеславіи я усиленно старался, чтобы незнакомые думали, будто и я одинъ изъ такихъ счастливцевъ, и для этого, стоя у дверей нашего дома, я распѣвалъ тоненькимъ дѣтскимъ голосомъ отрывки молитвъ.

Но и не-еврейское населеніе Полтавы черезъ Ильинскую ярмарку пріобщалось къ культурѣ. Полтава обходилась, конечно, безъ постоянныхъ театральныхъ зрѣлищъ, но въ чудномъ городскомъ саду, съ вѣковыми деревьями, величаво высилось огромное деревянное зданіе лѣтняго театра. Зрительный залъ не уступалъ по величинѣ столичнымъ театрамъ. Въ этомъ залѣ въ теченіе ярмарочнаго мѣсяца давались спектакли пріѣзжими труппами. Само собою разумѣется, я въ театръ не попадалъ, и только, когда мнѣ было лѣтъ 15–16, уже гимназистомъ среднихъ классовъ, я въ первый разъ былъ въ театрѣ и потомъ уже усердно посѣщалъ спектакли, оставлявшіе неизгладимое впечатлѣніе. Въ особенности помню эффектъ, который на зрителей производилъ извѣстный въ свое время провинціальный актеръ Ивановъ-Козельскій съ его классическимъ репертуаромъ. Ставили даже Гамлета, Короля Лира. Но публикѣ особенно нравились «Коварство и Любовь» и «Разбойники» Шиллера. Пріѣзжалъ и циркъ, и мы, мальчики, по субботамъ простаивали часами у забора, чтобы сквозь щелочку узрѣть лошадей и репетировавшихъ наѣздниковъ «высшей школы». Навѣщали ярмарку и концертанты. Книгоноши распространяли лубочную литературу и картинки. Весь городъ получалъ необычайный видъ. Всюду сутолока, смѣсь народовъ и племенъ. Мѣстные жители запасались товарами, въ особенности къ концу ярмарки, когда пріѣзжіе торговцы въ балаганахъ и съ ларьковъ распродавали остатки своего товара, прежде чѣмъ разсыпаться по городкамъ и мѣстечкамъ губерніи на мѣстныя маленькія осеннія ярмарки. Городъ постепенно пустѣлъ, принималъ свой обычный сонный видъ. Пыльныя листья деревьевъ, которыми обсажены были всѣ улицы города, начинали желтѣть. Для насъ, евреевъ, наступалъ мѣсяцъ «слихотъ» — заутреннихъ молитвъ о прощеніи грѣховъ, и надвигались грозные дни Новаго года, когда всякій благочестивый еврей подводитъ свой грѣховный балансъ за годъ, съ трепетомъ ожидая рѣшенія Высшимъ Сонмомъ его участи на ближайшій годъ.

Ничто не нарушало покоя мирнаго губернскаго города до приближенія слѣдующаго періода ярмарки.

Въ концѣ 60-хъ годовъ губернаторомъ въ Полтавѣ былъ Волковъ; въ городѣ разсказывали легенды о попечительности и добротѣ этого вельможи. Если не ошибаюсь, при немъ проведена была реформа 19 февраля 1861 г. — освобожденіе крестьянъ. Кстати, надо сказать, что въ Полтавской губерніи реформа прошла, повидимому, съ меньшими потрясеніями, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ. Крестьянское населеніе въ значительной части состояло изъ казаковъ, не бывшихъ въ крѣпостной зависимости отъ помѣщиковъ. Крѣпостными были, главнымъ образомъ, дворовые люди, т. е. такіе, которые служили въ качествѣ всякаго рода прислуги и исполняли должности при усадьбѣ помѣщика. Я еще помню цѣлый оркестръ изъ бывшихъ дворовыхъ музыкантовъ богатыхъ помѣщиковъ Бѣлухи-Кохановскаго и Милорадовича, который игралъ на свадьбахъ, на балахъ и т. д. Послѣ Волкова, губернаторомъ въ Полтавѣ съ начала 70-хъ годовъ былъ Мартыновъ, впослѣдствіи товарищъ министра внутреннихъ дѣлъ и сенаторъ. Онъ заставилъ населеніе вспоминать съ сожалѣніемъ о его предшественникѣ. Губернаторы того времени въ губерніяхъ черты еврейской осѣдлости не характеризовались еще критеріемъ антисемитизма… Тогда уже замѣтно было начало поворота отъ прежней политики Александра II. Царствованіе началось одобреніемъ рѣшенія «еврейскаго комитета», подъ предсѣдательствомъ гр. Блудова въ 1856 году, о необходимости постепеннаго уравненія евреевъ въ правахъ и пріобщенія ихъ къ общей культурѣ, — но «поворотъ» выразился въ пріостановкѣ послѣ изданія закона 1867 г. о льготахъ для николаевскихъ солдатъ (на подобіе закона 1859 г. о льготахъ для евреевъ-купцовъ) изданія новыхъ льготныхъ законовъ. Началась работа по введенію всеобщей воинской повинности и выработкѣ устава о ней, получившаго силу 1-го января 1874 года. Губернаторамъ, однако, не приходилось еще прислушиваться къ циркулярнымъ юдофобскимъ мелодіямъ изъ Петербурга и пѣть въ унисонъ, или даже стараться быть запѣвалами антисемитскихъ пѣсенъ. Я не помню, чтобы въ раннемъ моемъ дѣтствѣ еврейское населеніе въ Полтавѣ волновалось по поводу какихъ либо губернаторскихъ мѣропріятій, направленныхъ противъ евреевъ, и съ увѣренностью могу положиться на эти воспоминанія дѣтства, что ничто не предвѣщало въ то время обостренія отношеній къ евреямъ, ни со стороны губернатора, полицеймейстера и другихъ властей, ни со стороны мѣстнаго населенія.