Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 - [100]

Въ иномъ мѣстѣ учебное начальство справляло тризну по еврейскому просвѣщенію, закрывало школы, или не разрѣшало ихъ открывать и усердствовало въ моральномъ избіеніи младенцевъ при пріемѣ въ общія учебныя заведенія. Въ городахъ внутреннихъ губерній полиція приступала къ провѣркѣ правъ ремесленниковъ, или же къ провѣркѣ времени поселенія евреевъ, съ цѣлью установить, произошло ли оно до или послѣ изданія Маковскаго циркуляра 3 апрѣля 1880 г. и т. д. Пока мѣстное еврейство справлялось, путемъ задабриванія полиціи, съ этими мѣстными бѣдствіями, — впрочемъ, они часто и начинались въ цѣляхъ полученія выгодъ полиціей, — евреи не безпокоили центральныя власти, но во многихъ случаяхъ эти испытанныя средства не приводили къ цѣли, — или требованія были высоки, или дѣло почему либо обострилось. Тогда приходилось обращаться къ центру, и обращались именно эти печальники — общественные дѣятели.

Къ началу 90-хъ годовъ существовала уже обширная галлерея такихъ добровольцевъ — еврейскихъ печальниковъ. Всѣхъ ихъ я встрѣчалъ впослѣдствіи и о многихъ изъ нихъ у меня сохранились лучшія воспоминанія, какъ о дѣятеляхъ всегда готовыхъ безкорыстно, а иногда и съ личными жертвами, служить своему народу. Эти добровольцы — «штадлонимъ» — оказывали неоцѣнимыя услуги еврейству. Они дѣйствовали, въ смыслѣ огражденія еврейскихъ интересовъ, конечно, безъ надлежащихъ полномочій, ибо хозяинъ этихъ интересовъ — еврейство, какъ таковое, по отсутствію не только легальной, но и какой либо неоффиціальной организаціи, не могло имѣть представителей, снабженныхъ надлежащими полномочіями. Они возложили на себя бремя заботы о народныхъ потребностяхъ, иногда большого національнаго значенія, и если они при этомъ проявляли высокую степень рачительности, во всякомъ случаѣ, не меньшую, чѣмъ въ собственныхъ дѣлахъ, то имъ должна быть воздана хвала по заслугамъ; они дѣлали дѣло народа.

Новыя поколѣнія не всегда цѣнили ихъ заслуги и даже упрекали этихъ неполномочныхъ представителей, обзывая ихъ презрительной кличкой — «штадлонимъ». Долгъ мнѣ велитъ хоть нѣкоторыхъ изъ нихъ помянуть добрымъ словомъ и выразить сожалѣніе, что я лишенъ возможности исчерпать здѣсь воспоминанія обо всѣхъ подобныхъ печальникахъ и представителяхъ еврейскихъ интересовъ, встрѣченныхъ мною на пути моей жизни и, прежде всего, о тѣхъ, которыхъ я засталъ уже издавна осуществлявшими подобную роль.

Въ Вильнѣ, крупнѣйшемъ центрѣ еврейства, гдѣ сложилась многовѣковая еврейская община, существовала издавна общественная широкая организація «цдоко-гдо-ло», т. е. объединенный совѣтъ молитвенныхъ общинъ; здѣсь имѣлись старыя общественныя учрежденія, богадѣльня, больница, обширныя талмудъ-торы, ремесленное училище и т. д. Но и здѣсь общественнаго представительства въ тѣсномъ смыслѣ слова не существовало, и постоянно мелькала въ качествѣ вѣчнаго печальника, хлопотуна, не жалѣвшаго ни средствъ, ни личнаго труда, — симпатичная фигура Мейера Гордона. Богатый подрядчикъ, съ обширными промышленными дѣлами, онъ всегда находилъ время для поѣздокъ въ Петербургъ, для посылки людей, для переписки по разнымъ общественнымъ надобностямъ. И когда въ столицѣ возникалъ вопросъ, который слѣдовало разрѣшать при участіи представителей провинціи, Гинцбургъ, не колеблясь, вызывалъ Мейера Гордона, и ни одинъ призывъ не оставался безъ отклика. Онъ, впрочемъ, не былъ одинокъ въ Вильнѣ; вокругъ него группировались и другіе дѣятели, которыхъ въ этомъ городѣ старыхъ еврейскихъ традицій было сравнительно не мало. Но въ центрѣ всегда стоялъ Мейеръ Гордонъ.

Въ Ковнѣ, кромѣ переѣхавшаго туда изъ Вильны, послѣ кончины рабби Ицхокъ-Эльхонона, сына его рабби Гирша Рабиновича, представителемъ еврейскихъ интересовъ былъ Иссеръ Вольфъ, всегда готовый служить, тревожиться и хлопотать. Своими культурными привычками и обаятельными манерами, онъ напоминалъ чистокровнаго европейца, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ обладалъ ортодоксальной закваской, дѣлавшей его популярнымъ среди ковенской еврейской массы, въ особенности ортодоксальной, которая, не только въ исключительныхъ случаяхъ всегда прибѣгала къ его заступничеству, но и въ повседневной жизни. Онъ былъ личнымъ другомъ покойнаго рабби Ицхокъ-Эльхонона и достойнымъ соратникомъ его сына, рабби Гирша Рабиновича.

На общемъ фонѣ оффиціальнаго россійскаго антисемитизма выдѣлялась юго-западная область со своимъ спеціальнымъ антисемитизмомъ, исходящимъ отъ кіевскихъ властей, т. е. отъ кіевскаго, подольскаго и волынскаго генералъ-губернатора, который въ отношеніи еврейскаго вопроса давалъ направленіе политикѣ въ отдѣльныхъ, подчиненныхъ ему губерніяхъ. Въ періодъ 70-хъ годовъ генералъ-губернаторами въ Кіевъ назначались военные генералы. Цѣлый рядъ ихъ велъ политику явно антисемитскую. Къ тому же самъ Кіевъ представлялъ собою особенную территорію въ отношеніи правъ евреевъ на жительство; городъ Кіевъ былъ изъятъ изъ черты еврейской осѣдлости, включавшей и кіевскую губернію. Между тѣмъ, Кіевъ, какъ разъ за вторую половину прошлаго столѣтія, сталъ главнымъ центромъ коммерческой дѣятельности не только юго-западнаго края, но и юга. Сахарная промышленность развивалась изъ года въ годъ. Въ развитіи ея евреи играли, можно утверждать, главную роль. Кіевъ, поэтому, притягивалъ все новые и новые элементы евреевъ, начиная отъ крупныхъ купцовъ, становившихся владѣльцами сахарныхъ заводовъ, инженеровъ и техниковъ и кончая множествомъ посредниковъ при сахарномъ дѣлѣ. Между тѣмъ, законъ о жительствѣ евреевъ въ Кіевѣ представлялъ собою нѣчто весьма запутанное. Это приводило къ постояннымъ столкновеніямъ между полиціей и евреями и, начиная съ 70-хъ годовъ, не было момента, когда еврейскій вопросъ въ Кіевѣ не стоялъ бы на очереди. Положеніе осложнялось тѣмъ, что Кіевъ, благодаря именно ограничительному закону о жительствѣ тамъ евреевъ, сталъ въ ближайшее соприкосновеніе съ вновь образовавшимися пригородными поселеніями — Слободкой, по ту сторону Днѣпра, которая уже относилась къ Черниговской губерніи, и селами, составлявшими Деміевку — у другой окраины города. Такимъ образомъ, Кіевъ обзавелся какъ бы двумя дополненіями съ обѣихъ сторонъ города, въ которыхъ жительство не было запрещено евреямъ по общему закону и лишь Временныя Правила 3 мая препятствовали тому, чтобъ эти поселенія превратились въ огромные города, населенные евреями. Евреи, проживающіе въ Слободкѣ и Деміевкѣ, проводили дни въ городѣ, занимаясь своими дѣлами, а вечеромъ возвращались къ своимъ семьямъ, жившимъ въ этихъ поселеніяхъ. Время отъ времени предпринималась охота на такихъ евреевъ, обвиняемыхъ въ томъ, что они фактически жили въ Кіевѣ. Въ самой Слободкѣ и Деміевкѣ уже собственная полиція, т. е. уѣздная, постоянно занята была установленіемъ того, кто поселился тамъ до 3 мая 1882 г. и кто появился послѣ этого дня. Въ самомъ Кіевѣ не прекращалось наблюденіе полиціи за тѣмъ, чтобы евреи, имѣвшіе тамъ право жительства, т. е. купцы первой гильдіи и приказчики, находившіеся у нихъ въ домашнемъ услуженіи, конечно, часто фиктивномъ, жили въ отведенномъ для евреевъ кіевскомъ гетто въ Лыбедской и Плосской части. Создались чрезвычайно сложныя нормы относительно жительства евреевъ въ Кіевѣ, который то признавался входящимъ въ черту осѣдлости, но на исключительномъ положеніи, то разсматривался, какъ мѣстность, лежащая внѣ черты осѣдлости. Понятно, что вся эта путаница была связана съ постояннымъ выслѣживаніемъ евреевъ со стороны полиціи, съ постоянной провѣркой ихъ права на существованіе, съ угрозами выселенія, и конфискаціи товаровъ по постановленію суда, на основаніи знаменитой 1771 ст. Уложенія о Наказаніяхъ, и т. д. Въ Кіевѣ вошло въ обычай отъ времени до времени производить полицейскія облавы, т. е. обыски въ домахъ, частныхъ квартирахъ, гостиницахъ, для вылавливанія не имѣющихъ права торговли евреевъ. Взяточничество полиціи все болѣе и болѣе развивалось и стало общимъ явленіемъ. Въ Кіевѣ говорили, что еврей, нанимающій себѣ комнату для жилья, обычно уславливался съ домохозяиномъ относительно того, на чей счетъ будетъ идти установленная плата въ пользу полицейскаго чина, вѣдающаго даннымъ околодкомъ, т. е. комната нанималась «съ околодочнымъ» или «безъ околодочнаго».