Цветы в темноте - [60]
Даже если те, кто совершает сексуальное насилие, не отнимают у своих жертв жизнь, они вполне могут убить или подавить в них желание жить. Многие потом «колеблются между живыми и мертвыми», пока не получат возможности исцелиться. Кроме того, преступники убивают собственное сострадание и совесть, становясь жертвами тьмы, которая клубится в их уме.
Я часто видела сны, в которых за мной кто-то гнался и валил меня на землю, после чего я просыпалась с криком. В колледже мне однажды приснился сон, в котором я шла мимо группы мужчин и один из них протянул руку, чтобы схватить меня. В ответ я ударила его так сильно, что сразу же вздрогнула и проснулась. Оказалось, что я ударила край стола, стоявшего рядом с кроватью. Его столешница была мраморной, так что у меня мгновенно образовался синяк. В другой раз я проснулась рядом со своим бойфрендом и увидела, что он весь в слезах. Он рассказал мне, что пытался обнять меня, когда я спала, но я несколько раз отталкивала и пинала его! Я совершенно не осознавала тех действий, от которых он так пострадал.
Когда мне должно было исполниться двадцать шесть, я училась на втором курсе медицинской школы в Сан-Франциско и у меня, на первый взгляд, было все, ради чего стоит жить. Я сказала своей лучшей подруге Дженнифер, что, вероятно, в этом году умру. Я была готова к этому все эти годы. Она восприняла мои слова очень серьезно. Дженнифер, которая была по-своему духовным человеком, сказала мне: «Ты можешь попросить высшие силы, Бога и Будду, продлить твою жизнь, потому что ты можешь многое дать в этой жизни другим людям? Тебе еще многое нужно сделать. Пожалуйста, попроси побольше времени».
Мы поехали в тихое место в Потреро-Хилл и долго сидели там вместе, глядя сверху на город. Затем я попросила для себя больше времени в этом мире. «Дорогой Будда, если ты можешь дать мне время, чтобы еще пожить, я постараюсь жить красиво и помогать другим людям». Поскольку в то время я училась на врача, целью жизни для меня была медицинская карьера.
На свой двадцать шестой день рождения я собрала человек тридцать хороших друзей из колледжа и медицинской школы. Они торжественно говорили о том, как знакомство со мной повлияло на их жизнь, будто произносили надгробную речь. Это повторилось в вечер перед выпуском из медицинской школы, когда многие хорошие друзья делились прекрасными воспоминаниями о том, какое положительное влияние я оказала на их жизнь. Эти потоки любви и теплоты насытили мою душу и дали мне причину идти дальше. Итак, я продолжала жить, окончила медицинскую школу и поступила в интернатуру.
Лишь много позже я задала себе вопрос: почему я вообще решила, что умру в двадцать шесть лет? Может быть, это было моим сознательным или бессознательным желанием? Постепенно меня посетило прозрение. Жизнь была бесконечной и невыносимой для раненого ребенка во мне, готовившегося стать подростком, но не видевшего в будущем надежды. Мой детский ум разрешил эту дилемму, установив линию финиша на отметке двадцать шесть лет, и казалось, что на тот момент это сделало жизнь более выносимой, ведь стало понятно, когда всему этому наступит конец. Мысль о том, что жизни, полной страдания, придет конец, была подобна лекарству и приносила глубокое утешение.
Всю свою жизнь я говорила себе, что, если после всех страданий, которые я перенесла в детстве, я смогу просто добиться успеха и найти человека, который будет любить меня и которого я буду любить в ответ, это вознаградит меня за всю ту боль, за все одиночество и отчаяние, что я пережила ребенком. Мне казалось, что глубокие шрамы рождения в воюющей стране, насилия со стороны дяди, убийства матери, потери бабушки и взросления сиротой в Америке сможет каким-то образом исцелить романтическая любовь. Однако, даже став врачом и встретив любящего партнера, я по-прежнему тонула в страдании и отчаянии!
Когда мой возлюбленный Джон трагически погиб, я вновь погрузилась в глубины отчаяния. Целыми днями я пыталась понять свое страдание, гоняя по шоссе. Я просыпалась рано утром, садилась в машину и гнала по шоссе вдоль океана и скал близ Сан-Франциско, а мой ум переполняло навязчивое желание свернуть с дороги и направить машину в одну из этих скал. На поворот руля понадобилась бы всего секунда — и я освободилась бы от муки бытия. Мне больше не пришлось бы сталкиваться со страданием или вообще что-либо чувствовать. Потеря партнера — человека, которого я любила и ценила, — была мучительна, но я также была опустошена потерей своей мечты.
Когда дорогой вам человек внезапно умирает, боль бывает мучительной. Конечно, дело в привязанности, которую вы испытываете к этому человеку, но его смерть также заставляет вас пересмотреть собственную жизнь. Как я жила? Если бы я умерла сегодня в середине дня, могла бы я сказать, что у меня была насыщенная жизнь? Что осталось бы после меня?
Джон был человеком, жившим радостной, духовной и наполненной смыслом жизнью. Рядом с ним я не так сильно уходила в себя. Я была так занята работой, своей незажившей травмой, стрессом, печалью и отчаянием, что много раз отталкивала его. В тот день, когда он умер, мы должны были встретиться и отметить мой день рождения, но я сказала ему, что не успеваю, так как слишком занята работой в больнице. Это была правда — у меня было дежурство, но правдой было и то, что я намеренно избегала его. В результате его внезапная смерть наполнила меня не только горем, но и невыносимым чувством вины и сожаления.
