Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - [633]

— Мне ваш слуга свидетельствовал, — заявил У Дяньэнь. — Ваша хозяйка, урожденная У, состояла, оказывается, в тайной связи со слугой Дайанем. Я доложил властям. Вот выдам ордер на арест госпожи Симэнь и устрою очную ставку. А ты, старый хрыч, собачья кость, еще смеешь вещи требовать!

У Дяньэнь продолжал ругать приказчика, обзывая рабским отродьем и старым псом, после чего отпустил. Перепуганный Фу бросился домой. Скрывать случившееся он не посмел и обо всем доложил У Юэнян.

Не услышь такого Юэнян, все бы шло своим чередом, а тут воистину:

На восемь частей разлетелись опорные сваи,

И снег, как из бочки, и лед прямо глыбами валит.

Руки-ноги онемели от неожиданности. Да вдобавок владелец вещей опять поднял крик.

— Где мои украшения? — во весь голос ворчал он. — Ни вещей не дают, ни серебра. Только завтраками кормят: нынче принесем да завтра отдадим. Но где же они, где, я вас спрашиваю? Совсем обнаглели!

Приказчик Фу, упрашивая как только мог, старался увести его от дому.

— Ну обождите уж еще денек-другой, — умолял он. — Вернем вам вещи. А нет, хорошую цену дадим.

— Погоди, я главе нашего дома доложу, — проговорил он. — Что он скажет.

С этими словами владелец вещей удалился. Юэнян ходила хмурая. Одна беда за другой свалилась на ее голову.

— Ступай дядю У Старшего пригласи! — наказала она слуге. — Посоветоваться надо.

— Может, тебе сходить да самому попросить У Дяньэня уладить дело, а? — предложила брату Юэнян.

— Похоже, так его не упросишь, — отозвался У Старший. — Взятки ждет.

— А когда его в чин производили, так сам, покойник, за него хлопотал, — не унималась Юэнян. — Помню сотню лянов серебра ему преподнес и расписку не взял. Так-то он, выходит, за добро отплачивает?

— Что говорить, сестра! — воскликнул У. — Удивляться не приходится. Доброе забывается. Разве он один такой!

— Брат, будь добр, сделай одолжение! — упрашивала Юэнян. — Подумай, как бы это сунуть ему несколько десятков лянов. Только бы вещи получить да избавиться от неприятностей.

Она угостила брата и проводила до ворот.

И надо ж было случиться! Вот совпадение! Как раз в это время у ворот проходила тетушка Сюэ с корзиной цветов на руке. Она вела с собой девочку-подростка. Юэнян окликнула сваху.

— Далеко ли, тетушка Сюэ, путь держишь? — спрашивала Юэнян. — Что к нам не заглядываете?

— Хорошо вам говорить, матушка, — отозвалась сваха. — А я эти дни совсем закружилась. Как нарочно, то одно то другое. Младшая госпожа сколько раз за мной присылала! А я так и не выбралась.

— Ну, пошла городить! Уж и Младшая госпожа тут как тут появилась!

— Не Младшая она теперь, а хозяйкой дома стала полновластной, — уточнила Сюэ.

— Как же это так? — удивилась Юэнян.

— А вы разве не слыхали, почтеннейшая сударыня? — удивилась сваха. — Счастье ей подвалило, да какое! Сын у нее родился. А хозяйка скончалась. Господин начальник гарнизона ее хозяйкой и сделал. Титулованной дамой стала. Сунь Вторая ей место уступила. Она двух кормилиц завела, четырех горничных купила. Двух любимиц-певиц в покоях держит. Его превосходительство, правда, с ними делит ложе. Стоит ей только наказать кого, палками избивают. И тут уж сам хозяин ничего не может поделать, потому что боится ей не угодить. На днях как-то, не знаю уж из-за чего началось, только досталось от нее госпоже Сюээ. Аж волосы летели! Средь ночи за мной послала, чтобы я ее из дома взяла. За восемь лянов продать велела. У Сунь Второй одна горничная, Хэхуа, и осталась, а у нее целых четыре да две кормилицы. И все твердит — мало. Матушка Вторая ни в чем ей не перечит, так около нее и ходит, во всем потрафляет. В прошлый раз сказала: «Тетушка, говорит, нашла бы ты мне молоденькую служанку. А то моя, говорит, ни шить, ни стряпать не умеет. А работы у нее всякой — хоть отбавляй». Вот и нынче. Я еще спала, а Младшая госпожа за мной чуть свет присылала. Да не один раз. Велит прийти без задержки. Требует у меня пару отделанных бирюзою наколок в форме плывущих облаков и брошь с девятью серебряными фениксами. Чтобы в клювах держали нить жемчуга, а внизу ее украшала золотая дщица и с подвесками из сапфиров и рубинов. Пять лянов дала, а как они улетели, и сама не пойму. До сих по заказ не отнесла. Захожу вот тут к ней, так она меня отчитала! Служанку ей веду.

— Зайди! Надо поглядеть, что за наколки, — пригласила ее Юэнян и проводила в дальние покои.

Сюэ проследовала в гостиную, села и достала из корзины украшения. Они поражали тонкостью отделки. В четыре пальца шириною наколка накрывала всю прическу. Ярко блестело золото, красиво переливалась обильная бирюза. У девяти фениксов в клювах красовалась нить редкостных жемчугов. Изумительная филигранная выделка!

— Эта брошь мне встала в три с половиной ляна серебра, — говорила Сюэ, — а наколка — в полтора. Так что я ни медяка не заработала.

Пока они разговаривали, явился Дайань.

— Опять за украшениями приходил, — доложил он. — Кричал, требовал. До каких, дескать, пор я ждать буду. Если, говорит, завтра не будет вещей, приказчика куда надо доставлю. Там разберут. Дядя Фу расстроился и ушел домой. Тот тоже пошумел исчез.

— Что случилось, матушка? — поинтересовалась сваха.