Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - [47]

— Довольно, — прервал его Чэнь Вэньчжао. — Суть дела ясна.

Правитель вызвал тюремного надзирателя Цянь Лао и приказал дать ему двадцать палок в наказание.

— Недостоин своего поста ваш уездный правитель! — заявил Чэнь. — Как он посмел так беззастенчиво попирать закон?!

Затем Чэнь Вэньчжао допросил каждого и записал показания.

— Он мстил за брата, а Доносчика Ли убил по ошибке, — указав на У Суна, обратился к своим помощникам правитель Чэнь. — Это поборник справедливости и долга, и нельзя его судить как убийцу.

Чэнь Вэньчжао собственноручно исправил прежние «показания» У Суна и велел снять с него тяжелую колодку. У Суна заковали в легкую колодку, какие надевают за мелкие преступления и отвели в острог, а остальных распустили по домам до особого распоряжения.

В Цинхэ была направлена бумага, в которой предлагалось привлечь к делу злодея Симэнь Цина, а также невестку Пань, старуху Ван, подростка Юньгэ и следователя Хэ Девятого, дабы после беспристрастного допроса и выяснения обстоятельств дать делу дальнейший ход.

Все знали, что У Сун пострадал невинно, и ни один тюремщик из дунпинского острога не взял с него медяка. Ему даже носили вино и еду. Слух об это этом дошел и до Цинхэ, отчего Симэня бросило в дрожь. Чэнь Вэньчжао — правитель честный и неподкупный, серебром его не прельстишь, рассудил Симэнь и решил обратиться к свату Чэню. Тот, дескать, заступится по-родственному. И звездной ночью Симэнь снарядил в Восточную столицу своего слугу Лайбао с письмом к командующему придворной гвардией Ян Цзяню. Ян, в свою очередь, замолвил слово перед государевым наставником Цай Цзином, членом Государственной канцелярии. Опасаясь за репутацию уездного правителя Ли, государев наставник немедля отправил с нарочным тайное письмо правителю Чэнь Вэньчжао.

Чэнь Вэньчжао, надобно сказать, служил в свое время судьей в Высшей кассационной палате, потом при поддержке Цай Цзина получил повышение и стал правителем области Дунпин. И вот, коль скоро такова была воля Цая да и командующего Яна — тоже близкого к трону лица, то все, что мог сделать Чэнь Вэньчжао — это испросить согласие властей сохранить У Суну жизнь, наказать сорока палками и выслать за две тысячи ли. Хотя дело У Чжи вызывало сомнения, его, за отсутствием останков пострадавшего, пришлось прекратить. Остальных причастных к делу лиц выпустили на свободу. В дальнейшем дело велось в соответствии с поступившим сверху распоряжением.

В присутственной зале, куда из острога привели У Суна, Чэнь Вэньчжао огласил решение о высылке арестованного в Мэнчжоускую крепость. У Сун получил сорок палочных ударов, его забили в большую круглую колодку весом в семь цзиней, наполовину окованную железными обручами, на лбу выжгли два ряда знаков. Затем правитель передал У Суна двум служащим управления, которым было приказано конвоировать осужденного вплоть до Мэнчжоу.

В тот же день У Сун и конвойные покинули Дунпин и направились в Цинхэ. У Сун продал все свои пожитки, а деньги отдал конвоирам на дорожные расходы. Он попросил соседа Яо Второго присмотреть за Инъэр:

— Если удостоюсь высочайшего помилования и вернусь, не забуду благодеяния и щедро тебя вознагражу.

Соседи прекрасно знали, какой справедливый человек У Сун и очень жалели, что он попал в такую беду. Те, кто с ним дружил, помогли ему серебром. Нанесли ему и вина, и снеди, и медяков, и рису. Зашел У Сун к себе домой, велел солдату собрать вещи и в тот же день расстался с Цинхэ.

Извилистыми тропками вышли они на большую дорогу, ведущую в Мэнчжоу. Стояла середина осени.

Да, этот путь одолеет лишь

От смерти чудом спасшийся бедняга,

Что даже голод впредь сочтет за благо.

О том же говорят и стихи:

По правде, тонко рассудил правитель,

Когда У Суна он не предал смерти,

Сослав под стражей в дальнюю обитель —

Так сохлый лист встречает теплый ветер.

* * *

Но оставим пока У Суна и расскажем о Симэнь Цине. Как прослышал он о высылке У Суна, у него будто от сердца отлегло, сразу на душе стало легко и приятно. Он велел слугам Лайвану, Лайбао и Лайсину подмести сад и накрыть стол в Лотосовой беседке, а вокруг нее расставить ширмы и развесить занавесы, да позвать труппу музыкантов, певцов и танцоров.

На радостях пировали всей семьей: старшая жена — У Юэнян, вторая — Ли Цзяоэр, третья — Мэн Юйлоу, четвертая — Сунь Сюээ и пятая — Пань Цзиньлянь. По обеим сторонам им прислуживали жены слуг, горничные и служанки. Славный был пир!

Только поглядите:

Курился аромат в треножниках Хуанди,[187] цветы стояли в вазах золотых. Вся утварь — сплошь редкости Сянчжоу.[188] Открылся занавес и заблистали жемчужины Хэпу.[189] На подносах хрустальных огненных фиников груды и цзяочжоуских.[190] груш. Нефрита зеленого кубики искрились вином — играющей яшмой текучей. Вот дракона вареная печень, рядом феникса жареные потроха[191] Что ни глоток — медяков десять тысяч. Вот лапы черного медведя и бурого верблюда копыта. Вин густой аромат поплыл над столом. Вот подали лотосом красным приправленный мягкий разваренный рис, потом изысканные лакомые блюда из рыбы — карпа из Ло-реки и леща ичуньаньского — каждое, точно, быка дороже или овцы. Вот «драконовы глаза»