Цветы на болоте - [10]
У председателя колхоза Пашкова с сорок второго в правом бронхе осколок сидит. Маленький, с две головки спичечные, а вредный. Залетел он туда в коротком ночном бою, когда от роты, где Пашков служил, всего семеро осталось. Вернее, восемь, если Клаву считать, медсестру. Правда, Клава теперь не Клава, а Клавдия Егоровна Утекина, второй секретарь райкома партии. Ну, не о ней рассказ… Так вот, остаток роты жалкий почти три месяца по лесам скитался, пока на партизан не вышел. У Пашкова рана зарубцевалась, зажила, а осколок, конечно, остался. С той поры и кашляет, особенно в непогодь и если тяжелое что поднимет.
С той войны страшной много воды утекло. У Пашкова семья, сам пятый, успел из бригадиров в председатели выйти. А кусок железа сидит! На рентгене хорошо виден: маленький, края неровные, формой в месяц народившийся или серп. Пашков так кашлять стал в последнее время, что синевой землистой с лица берется. Сплюнет, а там кровь прожилками. Иногда пластом лежит, не отдышится. Похудел, смотреть сквозь него можно, не жрет, не пьет, за грудь уцепится и с хрипом дохает. Удалять? Врачи боятся, уж больно сердце у Пашкова, как один врач сказал, «все в заплатках!» И то боязно, наркоз ведь, а? Можно и не проснуться…
Народной медициной Пашков лечился. Жена столетник, растение такое, по-научному алоэ, что ли, из города привезла, целых три горшка, а горькое — вырви глаз! Пашков его по утрам натощак жевал, матюгался вовсю на горечь лютую. Надоело, козлу скормил. Все четыре горшка, а землю под окно высыпал. Пашковский козел тем и знаменит был — что хочешь сожрет. Мочалки синтетические ел, ему на спор специально давали, а раз у Киридлова (это первый секретарь райкома) галстук «живьем» съел, прямо на глазах. Этот козел все лекарства, какие Пашкову выписывали, на себе перепробовал, ничего не берет. Пашков иззавидовался, грозился прирезать тварь живучую. Прополису сколько Пашков выцедил на спирту — немыслимо! Мать-и-мачеху, травку полезную, для него сыновья на полчердака готовили.
Дальше — больше. Светится Пашков, сам стал, как снимок рентгеновский, ребра, скулы, нос — боле ничего. Не спит, кашляет, того гляди, помрет.
Жена криком кричит, в райцентр мотается, то одно лекарство, то другое — мура! Пашков наотрез отказался к врачам ходить, мол, резать не хотите — пошли вы все! И слова разные старательно так выговаривает — сыновья, бугаи под два метра, и то краской с лица текут.
— А это кто?
Спирька к окну, смотрит, на кого Улита через занавеску показывает? Разглядел, девчонку по плечу погладил…
— Пашков, председатель наш… Дошел человек совсем! Мария, чего баба пашковская говорит, будет ему операция, ай нет?
Мария тряпкой руку вытирает, нюхает их, видно, опять от крыс и мышей морилку в норы подпихивала. Толку-то! Нынче крысы какие? Для них отрава, что одеколон для алкашей в парфюмерии! Привычные они, алкаши… тьфу ты, про крыс ведь разговор шел!
— Пашкова? Нет, не будут резать. Говорят, в Москву надо ехать, там ложиться. Позавчера на ферму приволокся, чуть не упал, спасибо, Лизка Самохина подскочила! Помрет, вместо него Семенова из райкома пришлют.
— Кого?! Мели, черт! Семенова… Он рожь от подсолнуха не отличит. Что грабли свои нанюхиваешь, поди, опять мышов гоняла? Была охота…
Спирька опять в окно глянул, вдруг охнул и — на улицу! Мария посмотрела, занавеску шире раздвинула и — следом? Что такое?!
Пашков падал на покосившийся забор Спирькиного двора медленно, как в съемке киношной. Рукой за горло, подбородок запрокинул и падает. Небо синее Пашкову глаза ест, боль грудину сковала, а сердце ухнуло куда-то. Куда? Да откуда выбраться невозможно.
— Под мышки его! Под мышки вытягивай! Куда-а! Тьфу ты, ёклмн! Дура, головой о косяк стучишь… Господи, ну, идиётина-то, а! В тебе силы-то, силы… как у трактора, а мозга… погоди, развернусь! Говорю, мозгу нету… вовсе. Запыхался, стой! — Спирька дух перевел. — Заносим… так. Мать-честна… тяжелый!
— Сам-то! Спирь, давай на кровать! Прям нутро зашлось. Не помрет?
— Цыть, сучонка, я те дам «помрет»! Ноги закинь как следовает, во, чего ты его тронуть боишься? Смотри, худой, а как свинцом налит.
…Когда Спирька с Марией председателя в дом поволокли, из окна соседнего дома Демид Цыбин нос о стекло плющил. Полынья в намерзшем ледке образовалась от его духа крепкого, видно, как плывут в улыбке мокрые Демидовы губы, бегут морщинки у глаз колючих, и, отрывая медленно пуговицу у воротника, скребет горло толстая рука с траурной каемкой под крепкими ногтями…
Мария с Пашкова валенки стянула, полушубок, а Спирька лекарства из коробки грудой на стол шваркнул. Полетели пузырьки-банки-склянки, таблетки разные во все стороны!
— Дышит он, Мария? Чего молчишь?
— Не в себе, бессознательный. Надо в правление бежать!
Про Улиту забыли, она с печи внимательно за происходящим смотрит, глаза прищурила, виски пальцами потирает…
— Спирь! Мария глаза вытаращила. — А фельдшерица сегодня в город умотала, сама я видела, она за «аптекой» поехала! Что делать?
Погоди… Иди сюда, чего тут есть? Кор-ва-лол — это от чего? Годится, нет? Ты его в прошлом годе сколь пожрала-то! От чего ты его трескала, пагуба ты моя?
И не считай года, Читатель, 2119 — это произвольная дата. Я знаю точную, ОН сказал мне ее, но вправе ли я проводить черту, отделяя НАСТОЯЩЕЕ ОТ ОЖИДАЕМОГО? Я не люблю слово «будущее», равно как и слово «диктатура», даже в приложении к «пролетариату». Диктат — это смерть всему духовному, нравственному, а значит, смерть всему прекрасному, что заложено в сути человеческой.
Борис Ямщик, писатель, работающий в жанре «литературы ужасов», однажды произносит: «Свет мой, зеркальце! Скажи…» — и зеркало отвечает ему. С этой минуты жизнь Ямщика делает крутой поворот. Отражение ведет себя самым неприятным образом, превращая жизнь оригинала в кошмар. Близкие Ямщика под угрозой, кое-кто успел серьезно пострадать, и надо срочно найти способ укротить пакостного двойника. Удастся ли Ямщику справиться с отражением, имеющим виды на своего хозяина — или сопротивление лишь ухудшит и без того скверное положение?В новом романе Г.
История, близкая по духу к «Тяжело быть богом», рассказывает о планете Озерон и организации, известной как Корпус. В попытке взрастить и воспитать цивилизацию, агенты влияния Корпуса используют все возможные методы… Удастся ли им это?
Произведения шести современных авторов о зигзаге истории, более крутом, чем все упражнения попаданцев по изменению хода истории, более дерзновенном, чем однообразные войны магов, империй и разведок.Встречайте сборник возрожденной коммунистической фантастики, продолжающей лучшие традиции советской и зарубежной НФ - традиции прогресса, эмансипации и борьбы за освобождение всех разумных существ в нашей Вселенной и ее окрестностях!Куда движется человечество согласно неумолимым законам истории? Как не заблудиться по дороге и не остановиться в развитии? Чего требует будущее не от эксклюзивных избранных ведьмаков, генетически трансформированных принцесс и бойцов галактического спецназа, - а от массы обычных людей, таких же как ты, читатель?Поехали!
2089 год. Зона Особо Опасных Преступников Амброзио-Руи Каганера (ЗООПАРК) – тюрьма, основанная бизнесменом, входящим в пятёрку самых богатых людей мира. В неё без суда и следствия заключают серийных убийц и маньяков, и местонахождение данного учреждения строго засекречено международным правительством. Что происходит с преступниками в стенах тюрьмы – является леденящей душу загадкой для населения всей планеты, ведь никто из заключённых так и не освободился, чтобы об этом рассказать. Осуждённая за массовое убийство двадцатидвухлетняя Немезида становится заключённой этого заведения, где ей приходится привыкать к новым жесточайшим условиям жизни.
Пытаясь возместить непереносимую утрату любимого человека, герой повести идёт на отчаянный и противозаконный эксперимент с непредсказуемыми последствиями.
