Цветок - [2]

ЗОВ прилетел, как запоздалое эхо не первого и не второго отражения. Некто, вращаясь, исчезал в пропасти, и пробужденные скалы вздрагивали, спеша вынести наверх чужое отчаяние в надежде отыскать вовне хоть какой-нибудь отклик, какое-нибудь сочувствие.

Сочувствующий был найден. Открыв среди ночи глаза, Марк ясно понял: сон был и ушел, а ЗОВ, обращенный к нему, по-прежнему звучал в голове.

***

В эти же дни Марка вызвали в суд. В качестве ответчика. Компанию составили сослуживцы - парочка взъерошенных мужчин из родного отдела и все та же неунывающая Вероника.

Всю дорогу сослуживцы мужского пола спорили, возмущаясь нелепостями существующих законов. Вероника загадочно помалкивала. Она цокала высокими каблучками по асфальту и держала Марка под руку. А может, это он ее держал. С некоторых пор мрачноватой инженер перестал замечать подобные детали. Шли так, как было удобно, - вот и все. И если в почтовом ящике появляются иногда письма, то почему бы в карманах среди табачного крошева и абонементных лоскутьев не обнаружить порой теплую женскую ладонь. Марк перестал удивляться таким находкам. Ладонь - так ладонь. Ее легко можно было пожать, обнять пальцами, просто приткнуться рядышком. Соседство казалось вполне терпимым, а в особо промозглые дни - даже уютным...

На суде гневливые сослуживцы отчего-то притихли. Зато Вероника, взойдя на скособоченное подобие трибуны, произнесла пламенную речь, в которой обрисовала Марка чуть ли не национальным героем, вставшим грудью на защиту общественных устоев. Любуясь рыжеватым отблеском ее золотых зубов, судьи солидно кивали. В этом зале редко кто разряжался грамотным и проникновенным "спичем". Слушать Веронику было одно удовольствие, и карандаши в гуттаперчивых пальцах присяжных крутились и кувыркались, может быть, впервые порываясь обрести свободу и запечатлеть все сказанное от начала до конца. На бумаге, на столах, прямо на тусклых стенах зала суда. Встревоженные пылкостью Вероникиных слов, судьи волновались. И было с чего.

Суть дела заключалась в том, что в чернильной глуби одной из городских улочек Марк свирепо подрался. С него пытались сорвать кепку и у него хотели отнять японский кнопочный зонт. За эту самую кепку с зонтом он и встал грудью. А вовсе не за общественные устои. Про устои он вообще мало что знал и, даже не зная, относился с предубеждением. Жаль было зонт, притерлась к голове и кепка. Да если бы просто взяли - еще ведь смазали по уху! Это было обидно, и Марк рассердился. Нападающие были много моложе, но отсутствие опыта компенсировалось численным превосходством. Втроем они наскакивали справа и слева, тыча в него кулаками, по-киношному заковыристо швыряя каблуками. Марку попалась под руку бутылка, и он немедленно пустил ее в ход, разбив одну из непутевых головушек и помяв ребра другому налетчику. Бутылка, кстати, осталась цела, чего нельзя было сказать о двоих потерпевших. И того и другого в ближайшей больнице довольно быстро поставили на ноги, однако для Марка началась полоса скитаний по следственным комнатушкам с расспросами и отповедями, с подписками о невыезде, с намеками и помпезными разоблачениями местных "шерлоков".

В конце концов ему стало казаться, что он разгадал их нехитрую тактику. Медленно, но верно, его доводили до белого каления, провоцируя на повтор случившегося эпизода, но уже не в подворотне, а в самом следственном отделе. Ударь он кого-нибудь из следователей, - и дело разом бы завершилось, окончательно проявившись в уголовно наказуемое. Сейчас же судьям явно чего-то недоставало. Они морщили желтые лбы, шумно сморкались и пытливо вглядывались в Марка, гадая "да" или "нет" и в какую сторону в конце концов развернуть большой палец. Его безучастный вид они принимали за раскаяние. А если так, следовательно имелось и в чем раскаиваться. Те, кого грабят, не размахивают кулаками. Они покорно получают травмы, в дальнейшем называемые "тяжкими телесными", и, отлежав положенное, приползают в суд на костылях, с гневным требованием пощадить обидчиков отпустив на все четыре стороны.

Этот же потерпевший был из какого-то иного теста. Мрачноватая физиономия его не внушала доверия. Кроме того, трое оппонентов были единодушны. По их уверениям, нападение совершила противная сторона - то бишь этот самый мрачноватый типчик. В это тоже не слишком верилось, и оттого раздражение блюстителей правопорядка нарастало.

Марк так и не понял, чем же все завершилось. Но компромисс, по всей видимости, все-таки был найден. На улице сослуживцы мяли его в объятиях, хлопали по спине. Воспользовавшись подходящей минутой, Вероника поцеловала его в щеку, а чуть позже в губы, поптутно подразнила язычком впрочем весьма осторожно. Все вместе двинулись обратно. Параллельно их маршруту шагала еще одна ликующая компания. Там тискали и обнимали тех троих. Все были счастливы и довольны, и, держа оживленно щебечущую Веронику под локоток, Марк чувствовал недоумение и досаду. Вероятно, судьи были правы. Он был каким-то не таким. Трудно предполагать, что все не правы. Значит, не прав он. Даже сейчас никто не слышал того, что слышал он. Мутное его "отсутствие" коллеги принимали за переутомление. Он мог бы, наверное, попытаться рассказать им о ГОЛОСЕ, но навряд ли нашлись бы подходящие слова, а для слов подходящие уши. Да он и сам не в состоянии был четко определить, голос это или что-то иное. Слыша ЗОВ, он не знал о нем по сути ничего. Таким образом реакцию коллег нетрудно было представить. Галлюцинации, бред и прочие сопутствующие термины...