Цветок лотоса - [6]

— Ваше величество, наш герцог в знак вечной благодарности за спасение города просит принять подарок. — Опекун показал рукой на ворота замка, которые в эту минуту раскрылись, и Петр увидел огромный шар, так восхитивший его, и улыбнулся.

— Знатный подарок, спасибо!

Петр вскочил на коня.

Сняв шапку, он поклонился всем провожавшим и поскакал к войскам.

Четыре года голштинский подарок был в пути. От Тепингена до Ревеля (так раньше назывался город Таллин) его везли морем. В Ревеле глобус погрузили на огромные сани. Сотня крепостных впряглась в сани и потащила их в Петербург, обходя овраги, болота и леса. Там, где лес нельзя было обогнуть, прорубались просеки.

Дорогой подарок Петр намеревался поместить в одной из башен новой Кунсткамеры, но как ни долго был в пути глобус, его привезли в столицу раньше, чем началось строительство здания. Временно «готторпское чудо» поставили в бывшем слоновнике — зверовом дворе, что находился тогда у Летнего сада. Затем сколотили специальный балаган и открыли в него доступ.

В июле 1726 года двадцать пять плотников соорудили мостки и опоры, щиты и ящики для глобуса и его механизмов. К балагану свезли тысячу сто самых толстых досок, восемьдесят бревен, пятнадцать пудов железа, сто саженей толстого каната и разные блоки. К берегу Невы пригнали три грузовых судна и три большие шлюпки. Их скрепили досками и бревнами. Получилась баржа невиданных еще размеров.

Сто мужиков перетащили глобус из балагана и погрузили на баржу. Команда налегла на весла, и баржа медленно направилась к противоположному берегу, где строилось здание Кунсткамеры. Когда глобус подняли и установили на площадке третьего этажа башни, строители стали возводить стены и надстраивать башню.

Казалось, что чудесный шар замурован в Кунсткамере навечно.

*

Прошло всего три десятилетия.

При президенте Российской академии наук графе Разумовском всеми делами ведала Канцелярия Академии и ее управитель Иоганн Шумахер. Этот льстивый старик с заостренным лисьим лицом пользовался благорасположением императорского двора.

Михайло Ломоносов, так же как и его друзья и коллеги — Паллас, Рихман, Нартов, Миллер относились к Шумахеру с открытой неприязнью.

Появление Шумахера в Кунсткамере обычно вызывало раздражение работавших в ней.

Однажды он решил разместить в Кунсткамере свою Канцелярию и наведался в механическую мастерскую наиболее ненавистного ему Нартова.

— Однако же надлежит тебе перебраться вниз, здесь будут рисовальные палаты.

Нартов язвительно ответил:

— Однако же надлежит знать, что там не только инструменталий, но и мастеровые разместиться не могут!

Шумахер покраснел от злости.

— Вот и возьмешь их в камеры рядом. Они хотя и невелики, но мужикам будут впору. На месте палат Канцелярия будет!

Нартов что-то еще хотел сказать в ответ, но Шумахер уже удалился.

Перемещение по настоянию Шумахера механической мастерской и вселение Канцелярии создали тесноту во всех помещениях. Мастеровых поселили на жительство в самой Кунсткамере. Был декабрь 1747 года. В жилых камерах стали топить печи. Возможно, что их неисправность и послужила причиной последующих событий.

5 декабря караулы сменились как обычно в два часа пополуночи. За вьюжный день намело сугробы. Часовой Евсей третий час ходил вдоль Кунсткамеры. Прохожих не видно.

Евсей отошел от здания к берегу Невы. Здесь под его охраной находился открытый купеческий склад. Обходя груду прикрытых холстинами тюков с товарами, завезенными в конце навигации, караульный вступил на невский лед.

Лед был причудливо изломан в торосах. Кромка излома чем-то напоминала ощетинившийся штыками строй. Евсей залюбовался ею. Ему показалось, что на остроконечных гранях льдинок играют лучи зари. «Красиво», — подумал караульный. Часовой поднял глаза к небу. Светало, но небо еще ночное, темное. Удивленно он вновь взглянул на льдинки. В них на самом деле играли красноватые отблески. Он оглянулся и быстро побежал к Кунсткамере.

Из-под крыши с шумом вырывались длинные языки пламени. Огонь играл в окнах третьего и четвертого этажей башни. Зарево полыхнуло в левом крыле.

Выстрелы часового подняли на ноги ближние караулы. Через несколько минут солдаты гарнизонного и лейб-гвардейского пехотных полков оцепили здание.

К месту пожара приехали Нартов и Ломоносов.

Объятые пламенем, полыхали все три верхних этажа башни. Огонь уничтожал деревянные переборки стен, угрожал «императорскому кабинету», хранившему станки Петра и восковую фигуру первого российского императора.

Нартов с солдатами бросился в огонь. Они уже многое успели вынести на улицу, когда горящий готторпский глобус, подобно огромному огненному шару, проламывая пол, рухнул в нижний этаж. Спасти коллекции из галереи левого крыла было невозможно. Люди отчаялись.

Огромная фигура Ломоносова с черным от гари лицом возникла над суетившейся толпой.

— Не ахать надобно, а спасать вещи нижних этажей, где нет пламени.

Следом за Ломоносовым люди бросились в здание и стали выносить шкафы, станки. Распахнули окна. Прямо в сугробы полетели книги, костюмы разных народов, чучела, приборы, монстры и идолы.

Пожар затихал, когда появился Шумахер. Бледный от страха, он ходил вокруг разбросанных на снегу вещей и беспомощно разводил руками.