Цветок лотоса - [7]

— Ну что, управитель, доволен своими распоряжениями? — гневно бросил Ломоносов. — Ты вселил людей, ты наибольше повинен в случившемся.

Шумахер не слушал или не слышал его. Его мысли сейчас занимало одно, как скрыть от двора, сената, публики истинный ущерб, причиненный пожаром. Он оглянулся на здание. Ветер медленно разгонял дым. Из серо-белой пелены отчетливо вставало обгорелое здание с рухнувшей башней и уничтоженными верхними этажами крыльев. Шумахер вскочил в карету и не крикнул, как всегда, отрывисто, а прошептал:

— Скорей к графу!

Граф только что кончил утренний туалет и был не в духе. Меньше всего он был расположен принимать кого-либо, а тем более Шумахера, докучавшего просьбами о своих многочисленных родственниках. Разумовский хотел было сказать лакею, что он никого принимать не будет, как вбежал сам Шумахер.

— Ваша светлость, беда, сгорела Кунсткамера!

Граф от неожиданности уронил флакон, который держал в руке, и резко схватил рухнувшего на колени управителя за плечо:

— Как сгорела, мерзавец?

Шумахер понял, что хватил через край, и уже более спокойным голосом проговорил:

— Ваша светлость, не совсем, чуть башню поврем лило да крылья, но все вещи драгоценные спасены. Пожар был не сильный, ваша светлость.

Разумовский облегченно вздохнул и присел на стул.

— Ну и напугал же ты меня. Да что ты валяешься, сядь и расскажи толком.

Шумахер решил теперь ничего не скрывать и все выложил и про вещи с галереи и про глобус. Граф нахмурился. Выслушав управителя, помолчал, а затем решительно отчеканил:

— Собирайся, едем во дворец, там все и расскажем.

— Ваша светлость, зачем беспокоить двор? Пойдут всякие пересуды; ваши завистники все против вас обернут. По мне так лучше, чтобы Академия сообщила в «Ведомостях» о пожаре, и тем пресекла кривотолки, но сообщить не все, а пока пострадавшее привести в порядок.

Шумахер говорил вкрадчиво и заискивающе. Граф гневно посмотрел на него.

— Что-то ты, управитель, обо мне заботишься, ты что ли и глобус новый сделаешь, али как?

Шумахер радостно подхватил:

— Ваша светлость, и глобус сделаем, не беспокойтесь об этом.

Разумовский сидел нахмурившись, затем усмехнулся:

— Ну, уговорил, смотри же у меня, ежели сенат комиссию учредит, не подведи, сам знаешь, что тогда, а сейчас ступай. А во дворец я все же съезжу.

Шумахер обрадованно вскочил, но, услышав последние слова, вновь побледнел:

— Ваша светлость, вы во дворце не говорите обо всем, — Разумовский исподлобья взглянул на управителя:

— Я тебе сказал пошел прочь!

Заседание Академии состоялось. 8 декабря 1747 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось официальное сообщение о пожаре. Сообщение было составлено Шумахером. В нем между прочим говорилось: «…драгоценные и художественные вещи, машины, модели и инструменты, так и… анатомические препараты, и находившиеся в Кунсткамере звери, птицы, рыбы и прочие натуральные вещи, а также печатные и рукописные книги из библиотеки — все благополучно вынесено и спасено. Итак, главнейшая утрата состоит токмо в некоторых астрономических инструментах и часах, которые на обсерватории сгорели, в повреждении большого Готторпского глобуса, который малым иждивением в прежнее и гораздо исправнейшее состояние привести можно, и в некоторых китайских вещах, платьях, идолах и подобных курьезностях сибирских народов, которые в тех местах легко опять собраны быть могут…»

Когда же через несколько дней в «Ведомостях» по-явилась новая статья Шумахера, граф Разумовский вызвал управителя.

— Ты что же, братец, новый глобус уже соорудил?

— Никак нет, ваша светлость.

Шумахер невольно вздрогнул, когда граф, шагавший по комнате, резко остановился перед ним и сунул ему в нос свернутую газету.

— А что же ты пишешь, что намедни знатный иностранец видел в целости глобус. Ты врешь, управитель?

Шумахер молчал, ожидая, что же будет дальше. Граф отошел к столу и, опустившись в кресло, продолжал:

— Так вот, управитель, ужо за все твои фокусы ты ответишь перец сенатом, который и назначил специальную комиссию. Что с лица спал?

Шумахер на самом деле побледнел, уж этого он никак не ожидал.

— Ваша светлость, помогите. Ежели кто из Академии будет в комиссии, то пусть Тауберт.

Граф ничего не ответил, а Иоганн Шумахер осторожно вышел из кабинета.

Вскоре сенат утвердил комиссию, во главе которой поставили Тауберта.

— Тауберта главой? Зятя Шумахера, его имения, дел и чуть ли не Академии наследника? — возмущался Михайло Ломоносов.

— Да они вкупе с Шумахером будут утверждать, что большой глобус цел, хотя в целости от него ничего не осталось, кроме железных обручей да двери, лежащей внизу в погребе!

Так оно и случилось. Пока Тауберт от лица комиссии уверял власти, что никаких серьезных потерь нет, Шумахер и Канцелярия искали мастера, способного создать новый глобус.

Предложил было свои услуги английский морской инженер Скотт. Он долго рассматривал железные обручи — все, что осталось от прежнего глобуса, и заявил:

— Так вы хотите, чтобы я сделал новый глобус? Нет, увольте! — и добавил:

— Вам не найти такого мастера.

Инженер Скотт ошибся. За дело взялся русский мастер Тирютин, и скоро новый глобус можно было показывать посетителям. Этот глобус не подняли на отстроенную башню, а установили в глобусной палатке, сооруженной за Кунсткамерой на пустыре, называвшемся Коллежским лугом.