Цветок и камень - [5]

В глазах людей восторг и влага

И улица пьяным пьяна

От смеха, возгласов и флагов

Колокола зовут, поют,

Толпа снует, спешит куда-то,

Вот папиросы раздают

Американские солдаты,

Вот девушки несут цветы,

Тут поцелуи, там объятья

И переходят все на ты:

В такие дни все люди — братья!

Прекрасна светлая мечта,

Но через день о ней забудут.

Начнутся месть и клевета,

Предательства и самосуды.

1945

«Нам хорошо и мы поем…»

Нам хорошо и мы поем.

Над нами солнечное небо

Сегодня на столе моем

Достаточно вина и хлеба.

Цветы сплетаются вокруг,

Не прерывается беседа

И каждый может слово «друг»

Сказать ближайшему соседу…

Но темный взгляд, но резкий жест —

И все меняется сурово.

И вдруг за каждым — черный крест.

И тишина за каждым словом.

«У вещей особая душа…»

У вещей особая душа.

Часть души того, кто их лелеял,

Кто осколки вазы, не спеша,

Терпеливо и любовно клеил,

Кто под вечер бронзовые бра

Зажигал в молчаньи и покое,

Кто любил по блеску серебра

Проводить ласкающей рукою…

И порою о вещах иных

Говорят поблекшие узоры.

Так в глубинах раковин немых

Дремлет шум неведомого моря.

1949

Розы

Их мучит беспощадный жгут

И рана свежая от ножниц,

Их для продажи берегут,

Как стройных молодых наложниц.

Быть может, рок их вознесет

На трон, на гроб, к святыням храма —

Но с кратковременных высот

Отбросит в мусорную яму.

«От твоих ли слов хороших…»

От твоих ли слов хороших,

От улыбки ли твоей,

Словно мостик переброшен

Над провалом темных дней.

Словно люди стали лучше

И прекраснее земля,

Словно пал весенний лучик

На озябшие поля…

И опять душа библейски

И евангельски проста —

Сердце — в Канне Галлилейской

Возле самых ног Христа.

1947

После болезни

Я просыпаюсь… я одна.

Звенят лучи, лучи апреля,

Их заглушает тишина

Немым звучаньем беспределья.

А я живу, и я жива,

Я буду жить, уже мне легче…

Еще слаба, едва, едва

Я шевелю рукой поблекшей.

Прекрасна белая кровать —

Ласкаю взглядом кружева я…

Как сладко пить, как сладко спать,

Как сладко плакать, оживая.

1944

Ночные бабочки

Прилетают ночные гости

На свет свечи желтоватый,

Крылья из темной ваты,

На крыльях — череп и кости.

Много их, ах, как много!

Пачкают серой пылью,

Света хотят их крылья,

Жаждут сердца ожога.

Все не могу понять я

Кто ты, ночное племя?

Что на тебе за бремя,

Чье на тебе проклятье:

К свету тянуться ночью,

Днем забиваясь в щели,

Оставлять у заветной цели,

Лишь обугленных крыльев клочья.

1948

«За год разлуки, от села…»

За год разлуки, от села

Спустились домики в лощину

И гладкий луг пересекла

Дороги первая морщина.

Недавно срубленный пенек

Похож на свежую могилу,

Но даль все та же. Василек

Во ржи синеет, что есть силы.

И речка та же. У моста,

Как прежде, ряска бархатится.

Встречаю старые места,

Как милые родные лица.

Меня узнавшие цветы

Бегут за мною по дорогам.

И сразу мы опять на ты

С цветами, с облаками, с Богом.

Золотая рыбка

Цветок из пластмассы, вода из-под крана

Слегка отдает жавелем.

Колышется мир, непонятный и странный,

И брезжит туманным нолем.

Цветок из пластмассы…О, если бы травы,

Что стелятся мягко по дну!

Для прихоти глаза, для легкой забавы,

Тебя заключили одну.

В прозрачных стенах полукруглой темницы,

Где в глубях укрыться нельзя,

Но только томиться, кружиться и виться

По вечному кругу скользя.

И раковин мертвых пустые отверстья,

Горя семицветным огнем,

На дне образуют таинственный перстень.

И время заковано в нем.

1962

Обреченный сад

Посв. К.Д. Померанцеву

В заброшенном старом саду

Большие больные деревья,

В шумливом парижском аду,

Как будто глухая деревня…

С утра собираются тут

Ребята, собаки, соседки,

Ломают, срывают и гнут

Покорные хрупкие ветки.

Тут старые крысы живут,

В расселинах влажных ютятся,

А дети камнями и бьют

За то, что живут и плодятся,

За то, что никто не любил

Детей этих хилых и шалых,

За то, что их дедушка пил,

За то, что отец колотил

И мать никогда не ласкала.

1968

«Быть может, люди умирали…»

Быть может, люди умирали,

А где-то рвались из оков,

Пока мы мирно собирали

Букет из ярких васильков.

Играли солнечные пятна

На голубых стволах берез.

И нам казалось непонятным,

Что в мире зло и реки слез.

Спокойно пролетали мысли

О том, что мир — одна семья,

Где полны важности и смысла

Жизнь гения и муравья.

Что в час последний, неизбежный,

Когда придется умирать,

Вот также кто-то безмятежно

Ромашки будет собирать.

1957

«Научилась я с буквы большой…»

Научилась я с буквы большой

Начинать незаметное слово,

Наделяя живою душой,

Наполняя значением новым.

И тогда открывается смысл,

Что за каждым твореньем таится,

И тогда от бесчисленных числ

Отделяется вдруг единица…

И выходит из толп — Человек

Отделяется Птица от стаи,

Выступает из вечности Век,

Приближается и вырастает.

От листвы отклоняется Лист,

От снопа отклоняется Колос —

И в гармонии мира хорист

Различает свой собственный голос.

«Светило солнце в воскресенье…»

Светило солнце в воскресенье,

Цветы всходили на лугу,

Когда утопленника Сена

Оставила на берегу.

И там он лег на камне влажном

Был черен, страшен, полугол…

Румяный полицейский важно

Над ним составил протокол.

Со всех сторон сходились люди

Глазеть на неживой оскал,

Как мух на лакомое блюдо

Их запах смерти привлекал.

И насмотревшись, равнодушно

Шли в синема, или домой,

Как в этом мире стало душно,

Как стало страшно, Боже мой!

1957

Marly-le-roy («На воде — дождевые рябины…»)