Цветок и камень - [4]

Старые стены вокруг облетит,

Люстры хрустальной качнет сталактит…

Не поднимая опущенных век

Слышу — поет восемнадцатый век…

И хорошо мне в старинном дому,

А почему — и сама не пойму.

1968 Breuil

Август («Месяц планов и напутствия…»)

Месяц планов и напутствия,

Возбужденной суеты,

Месяц тайного присутствия

Исполняемой мечты.

Месяц писем и свечения

В листьях первой желтизны,

Перемены впечатлений

Непривычной новизны.

Месяц откликов и отдыха,

Месяц чтенья и ходьбы,

Холодеющего воздуха

И неведомой судьбы.

Месяц астры, месяц ауры,

Августейший месяц-мост

Месяц солнечного траура

И срывающихся звезд.

«Иных миров цвета и формы…»

Иных миров цвета и формы

Почти непредставимы здесь,

Где узаконенные нормы,

Непрочный цвет и прочный вес.

Но иногда, мгновенным чудом,

Почти дается угадать

Чудесных замыслов оттуда

Немыслимость и благодать.

Август («В ногах у меня мой сеттер…»)

В ногах у меня мой сеттер

Лежит и приятно греет,

Но в окна влетает ветер

И шепчет — «вставай скорее,

Увидишь как солнце встало

Во всей первозданной славе,

Как облачко стало алым

Потоком небесной лавы.

Вставай же скорей, лентяйка,

Собака уже у двери,

Ты будешь в лесу хозяйкой,

Хозяйкою в полной мере.

Пустынно в лесу, безмолвно,

Деревья прохладой дышат

И радостно, будто волны,

Листву на ветру колышет…

Иди же пока идется,

Пока не проснулись люди,

Пока на душе поется

И дышится полной грудью».

1979

«Улыбаюсь последним цветам…»

Улыбаюсь последним цветам,

А они отвечают поклоном…

Увязался за мной по пятам

Растопыренный листик зеленый,

И летит, и спешит, и шуршит,

И к ногам на лету приникает.

Он коричневой ниткой прошит

И пунцовой подкладкой мелькает,

Провожает меня до дверей

И, шурша, поникает устало —

Словно шепчет; впусти, отогрей,

Мне, бездомному, холодно стало…

Но рванул его ветер, спеша,

И когда его прочь относило

Мне казалось — живая душа

Понапрасну защиты просила.

1976

Чудо

Виноградник возделан худо,

Зарастает травой лоза…

Стало людям доступно чудо:

Ослепляя зрячим глаза,

Оглушая имеющих уши,

Лить рекою братскую кровь,

И калечить живые души

Отнимая у них любовь,

Истощать и губить народы,

Превращать святыню в игру…

Чтоб вино превратилось в воду

На последнем земном пиру.

«Становятся листья тише…»

Становятся листья тише,

В саду ни души, ни звука.

Желудь порой на крышу

Падает с легким стуком.

Стукнет, а сердце екнет, —

Чудится стук уколом,

Так безнадежно мокнет

Астра на стебле голом,

Так безнадежно никнет

Розовым цветом в слякоть,

И не умеет крикнуть,

И не умеет плакать.

1953

«Растут два тополя. Они…»

Сергею Маковскому

Растут два тополя. Они

Живут, как добрые соседи.

Проходят ветреные дни

В неумолкаемой беседе…

Идут минуты, дни, года;

С годами все труднее гнуться.

Растут деревья. Никогда

Они друг друга не коснутся.

Но там, в подземной глубине,

Где не тревожат дровосеки, —

В глубокой тайне, в тишине.

Их корни сплетены навеки.

Листок

Ограда запертого сада.

И туча сжатая в кулак.

Ненастный вечер листопада,

Холодный дождь, тоска и мрак.

Бушует ветер злой и хваткий

И воздух им в тиски зажат,

И кажется, что в лихорадке

Деревья темные дрожат.

Все двери меж собою схожи

И словно крепости дома,

Они один другого строже,

Враги им я и дождь и тьма.

И вдруг один, в ночи бездонной,

Возник, откуда ни возьмись,

Листок дрожащий и бездомный

И на плече моем повис…

И показалось утешеньем

Мне в этот безнадежный миг,

Что он доверчивым движеньем

Прильнул, согрелся и затих.

1972

Лес

Посв. Р.Ю. Герра

Старый лес тонкостволый, осенний

С недоступно высокой листвой,

Как ты тих — и лишь по воскресеньям

Тайный мир нарушается твой.

Лес намок… на дорожках трясины

Пахнет воздух уже октябрем,

Облетая трепещут осины

И лепечут — мы скоро умрем…

Пахнет прелым листом и грибами

И подъем по тропинке не крут…

Нет, деревья не станут рабами,

Не согнутся. Падут и умрут.

1980

«В лесу мороз. А если я щекою…»

В лесу мороз. А если я щекою

Прижмусь к тебе, замерзшая кора,

В дремотной глуби зимнего покоя,

Ты, может быть, подумаешь: «пора,

Пришла весна…» Потом задремлешь снова

И будешь спать, как должно в феврале,

Но, может быть, средь холода лесного

Ты сон увидишь о моем тепле.

Зимний День

День мелькает серой мышью

Из норы опять в нору.

В сердце странное затишье —

К думам слов не подберу.

Раскатился звездный бисер.

Ни собрать, ни нанизать…

О морозной синей выси

Как словами рассказать?

Там, на лунных каравеллах

Проплывают жемчуга

И планет заиндевелых

Серебрятся берега.

Тайны Бога звезды пишут

Хрусталем по серебру…

Промелькнуло время мышью

И запряталось в нору.

1950

«Муза промолвила робко…»

Муза промолвила робко,

Лиру давая мне в дар:

«Хочешь? Возьми на растопку,

Хочешь? — снеси на базар.

Лиру в обрывки газеты

Там положи на весы —

Весит не больше букета,

Меньше куска колбасы…

Только, пожалуй, не пробуй

Лиру на плечи взвалить —

Будет до самого гроба

Тяжкою ношей давить».

1948

«Рождая истощается земля…»

Рождая истощается земля

И вот, зерно произрастает плохо…

Оберегай же светлые поля

От сорных трав: крапив, чертополоха.

Приносится случайное зерно

Весенним ветром или пылью звездной,

И вот растет… а может быть оно

От плевел злых, а ты заметишь поздно…

Пускай полей нетронутая гладь

Останется пустынной и суровой

И ждет зерна, в котором благодать,

В котором все — и жизнь, и свет, и Слово.

Конец войны

Сегодня кончилась война…