Цветины луга - [22]

— Да в чем дело-то? За что? — допытывался Сыботин.

— За критику.

Слово «критика» уже не рассмешило Сыботина, а обожгло, словно схваченный голыми пальцами раскаленный уголек.

— Да вот, когда привезли машины и этот Солнышко начал разглагольствовать, не утерпела и расчихвостила его при всех.

— И что ты ему сказала? Неужто такое уж страшное?

— Вот говорят: критика, критика, критикуйте, ну и и решила: дай-ка я ему покажу критику, раз так, — она вскочила со стула, заметалась по комнате, чего раньше за ней не водилось, потом, немного успокоившись, присела рядом. — Я это солнце несчастное в порошок стерла, камня на камне не оставила! Чтобы знал другой раз, что не так-то просто бабам головы морочить…

— Правильно сделала! Но я не возьму в толк, вышибают-то тебя за что?

— Большое дело! Ты же сам хотел, чтобы я дома сидела, а не бегала по заседаниям…

— Нет, так не годится. Тут вопрос чести, — замотал головой Сыботин. — Я сам пойду, я им докажу!

— Никуда ты не пойдешь! Даже лучше, что так вышло! Наши все были за меня, но он сказал «Вон!» — и крышка. Вчера вечером было правление. «Мы это делаем, — сказал мне председатель, — только для отвода глаз, а для нас ты остаешься членом правления, приходи, будем советоваться, как и раньше».

— Что ж, это неплохо! В общем, держись людей, а там, как дадут мне квартиру, посмотрим…

— И знаешь, что его больше всего задело? Он меня спросил: «Чего же вы хотите?», а я ему и отрежь: «Мужиков хотим, а не машины!».

— Здо́рово! Кто знает, как он это понял! Вы ведь требуете своих мужей, а не чужих…

— Нет, он очень хорошо понял, что женщины без мужчин не то что социализм и коммунизм построить, а вообще ничего не могут.

Общая боль еще больше сблизила их, и как-то само собой пришло желание и умиротворенность.

10

Несмотря на угрозу быть изгнанной из правления, Игна продолжала выполнять свои обязанности. Точно наперекор распоряжению сверху работала еще более рьяно и еще громогласнее будила по утрам соседок:

— Вставайте! Хватит спать! У-у, сонные тетери! Бока отлежите!

Словно пастух, который собрался гнать на пастбище коров ни свет, ни заря, ходила Игна от ворот к воротам, поднимая товарок.

— Чего насупились? Не на хозяйское, на свое идем!

И на поле никому не давала спуску.

— А ну, живей поворачивайтесь! Или вы как в пословице: «День да ночь — сутки прочь, так и отзваниваем». Делайте по чести, а не сквозь пальцы.

Вначале председатель Дянко Георгиев ходил за ней по пятам, словно практикант. Она вводила его в женское царство.

— Что это вас водой не разольешь, и днем, и ночью в паре, — шутили бабы. — Смотри, председатель, как бы Игна, вместо того чтобы невесту тебе подыскать, сама тебя не приворожила!

— У-у, бесстыдницы! Не видите, что парень не знает, куда глаза деть, — пробирала их Игна, заметив, что председатель заливается краской.

Девушки так и льнули к Игне. А ей и в самом деле хотелось, чтобы сбылось высказанное ею на собрании шутливое пожелание. И она всеми правдами и неправдами пыталась убедить его, что ему, в самом деле, неплохо бы поскорее жениться.

— Знаешь, — говорила она, — как в песне поется:

Не ищи невесту зимой на гулянье

В праздничном наряде, белу да румяну,

А ищи невесту летом на покосе,

Чтоб была проворна да в работе спора.

А девчатам другую песню пела:

Не женат он, даже не помолвлен,

А подарки суженой готовит…

Радовалась, видя, как под ее песни девчата оживают, и в то же время не забывала покрикивать, когда видела, что они начинают сбавлять темп.

— Каждая из вас у него на примете. А вы как думали? Такой человек так зазря не женится. Он все на ус мотает: когда какая встает, как причесывается, одевается, как ходит. Ходить нужно так, чтобы земля гудела! Какая старательная, какая с ленцой. Он не только на трудодни ваши смотрит, а и на то, как говорите, как смеетесь, одним словом — на все! Вызнает, что вы за девушки, а которая лучше всех, ту и возьмет в жены!

Девушки хохотали, слушая Игнины шутки-прибаутки.

— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — заливались они, и от их хохота, казалось, начинало дрожать небо.

Шутки шутками, но, завидев направляющегося к ним председателя, они подтягивались, начинали тайком прихорашиваться: поправлять волосы, юбки, чулки и с особым старанием налегали на работу.

— Идет, идет! — взволнованным шепотом передавали друг другу. То тут, то там еще раздавались смешки, но с приближением председателя все смолкало, слышны были только удары мотыг да дружное, ритмичное дыхание. Глаза, издалека следившие за председателем, стыдливо опущены. Девушки улавливали каждый его шаг, и им казалось, что идет он слишком медленно. Сердца заходились в ожидании, к кому он подойдет, с кем заговорит, словно от этого зависела их судьба: на которую первую взглянет — та и будет его избранницей…

Дянко Георгиев, конечно, ни о чем не догадывался. Он давно забыл шутку Игны насчет женитьбы. Да ведь и не мудрено — на его плечи легло столько забот, что у него голова шла кругом. Каждый день обнаруживал он какой-нибудь беспорядок, вечером возвращался домой с мыслью, что все улажено, а на другой день всплывали новые неурядицы, почище прежних. Он еще названий всех местностей вокруг села не усвоил. Примерно говорят ему: «Трыпка», а он никак не может припомнить, где она, эта чертова Трыпка, находится. И несмотря на то, что он просил называть участки по номерам, бригадиры, звеньевые и кооператоры продолжали называть их по-старому. Как он ни бился, но дальше добавления к названию местности слова «участок» дело не пошло. А названий этих не счесть: Трыпка, Немовец, Чрынкин-бугор, Попрето, Тополи, Янские наделы, Пишура… в общем, так много, что новому человеку надо было по крайней мере месяц, чтобы все их запомнить. А ведь ему нужно было знать не только названия местностей, он должен был изучить до тонкости характер каждой местности, знать, что с ней делать, к чему она пригодна.