Цвет моего забвения - [52]

— Почему ты не рассказала мне? — говорит учительница. В уголках её глаз блестят слёзы. — Мы быстро решили бы этот вопрос.

— Л-лекс? — я приподнимаю бровь. — Эт-то он в-вам сказал?!

Госпожа Ниядо кивает, и последние надежды лопаются. Я переполнена битым стеклом.

— Сейчас мы пойдём в полицию, Нетти, — спокойно говорит господа Ниядо, но я замечаю, как трясутся её руки. Она в шоке. — Заберём твою сестрёнку из сада и пойдём.

Я опускаю глаза и вздыхаю. Лицо горит, как обветренное. Вот и пришёл конец моего ада. Скоро всё останется в прошлом: воспоминания сгниют в голове, как прелые листья, а Ларсон будет казнён. Но только в случае, если всё сложится хорошо. Законы и чёртова презумпция невиновности заставляют полицейских не верить заявителям на слово.

А это значит, что когда Ларсон узнает, я перейду на новый круг ада. И, возможно, со мной будет Пегги.

— Н-нет! — страх перевешивает и выплёскивается наружу, заставляя мышцы наливаться воском. Но ещё сильнее непреодолимый стыд, словно это я виновата в произошедшем. — Н-никогда…

— Можете пожить у меня, пока всё не решится.

— Н-нет!

— Ты не хочешь наказать его?! — госпожа Ниядо встаёт со своего места и возмущённо вскидывает руки в потолок. — Хочешь, чтобы он продолжал?!

— Это м-мои п-проблемы, — выплёвываю я. Да, я хочу помощи. Но не принудительной. И не той, что подвергает меня и мою сестрёнку опасности. Какая-то часть меня, которой я даже не могу дать название, громко протестует. И я верю ей больше, чем учительнице.

— Это не обсуждается, Нетти, — отрезает госпожа Ниядо, приближаясь ко мне. — Сейчас мы идём в полицию. Если ты не пойдёшь, я отведу тебя силой.

Она тянет ко мне руки, словно собираясь обнять. Милая, добрая и понимающая госпожа Ниядо. Но как же я ненавижу её в этот момент!

Я срываюсь с места и пролетаю между рядами, сбивая стулья. Ноги выносят меня в распахнутую дверь. Мутноватый свет коридора обжигает лицо сквозь плёнку слёз. Туфли скользят на выдраенном мраморе пола. Потеряв равновесие и едва не вписавшись в колонну, я оборачиваюсь. Госпожа Ниядо бежит следом за мной, цокая каблуками.

Я расталкиваю толпу младшеклассников и вылетаю во двор. Не оглядываясь, сворачиваю за угол, рассекаю густой кустарник и ныряю в дырку между прутьями забора. Несусь извитыми тропками, дворами, аллеями. Я почти не чувствую усталости и удушья. Лишь когда я добегаю до супермаркета и сливаюсь с толпой, позволяю себе остановиться и перевести дыхание. В груди отчаянно колет. Сердце колотится так, что, кажется, вот-вот поломает рёбра.

Госпожа Ниядо давно перестала преследовать меня. Её ресурсов просто не хватило бы, чтобы бежать так долго. Но я всё равно поглядываю на автоматические стеклянные двери, ожидая, что она войдёт в своём неизменном зелёном пальто.

Толпа втискивает меня между цветными прилавками. Сочный виноград свешивает кисти из деревянного ящика. Яблоки переливаются восковым блеском: так и хочется надкусить! Глядя на румяные яблочные бока, вспоминаю сказку о Белоснежке. Как хотелось бы преподнести ядовитое яблочко дорогому недоотчиму! А если не будет есть его — запихать прямо в глотку, чтобы подавился.

Я сную между рядами. Какой-то мужчина, обходя меня, касается моей спины. Вдоль позвоночника натягивается струна. Едва не взрываюсь от отвращения и ужаса. Каждый мужчина теперь напоминает мне о Ларсоне. И, возможно, будет напоминать до скончания моих дней. В одном я уверена точно: у меня не будет больше отношений с мужчинами. Я просто не смогу.

Вокруг сияют этикетками алкогольные напитки, пестреют канцелярские принадлежности, строятся башнями консервные банки. Проношусь между двумя стендами, едва не опрокинув корзину с шоколадными батончиками.

— Осторожнее, девушка, — кричит вслед продавец.

— И-и-извините, — бросаю через плечо и спешу скорее скрыться.

Втискиваюсь в отдел бытовой химии. Нужно бы купить стиральный порошок, но у меня нет денег. Надо же, я думаю о стиральном порошке, когда моя жизнь подвешена на волоске над пропастью. Когда завтра может вовсе не настать. Скорее всего, оно и не настанет: ведь госпожа Ниядо наверняка так этого не оставит! Она пойдёт в полицию. Точно пойдёт!

А это значит, что я похоронена в своём вечном вчера.

Взгляд бездумно плавает между пёстрыми бутылками кондиционера для белья, грудами махровых полотенец, цветными тряпочками для уборки. Средство для выведения пятен с ковров. Отбеливатель. Мышеловки.

Отрава для крыс.

Крысы у меня дома водятся. Целых две. Хорошо хоть не плодятся. Но, пожалуй, эта вещь сейчас нужнее, чем стиральный порошок.

Тяжёлая упаковка приятно оттягивает пальцы. Большая круглая баночка тщательно обёрнута плотной плёнкой. На крышке красуется, демонстрируя длинные резцы, розовая крысиная морда. «Уничтожит целый взвод крыс!» — гласит надпись на боку. Не глядя, я кидаю пару банок в сумку и застёгиваю её. Баночки глухо стукаются друг о друга.

Прохожу мимо кассы с отрешённым видом, словно ничего не купила. Никто и не думает меня задерживать. Замечательно.

Я возвращаюсь к дому другим путём. Теперь я вижу здание сзади: обшарпанное, ветхое. И наш балкон, выделяющийся чёрной пастью на фоне стеклопакетных рам. Когда я открываю домофон, знакомое гнетущее чувство сваливается на плечи жаркой шубой. Сегодня — самый важный день моей жизни. Или пан, или пропал.