Curiositas. Любопытство - [23]
Если участники дискуссии в «Протагоре» уходят от разговора о добродетели как таковой, то «Гиппий меньший» – это диалог, в котором идет поиск определения правдивого человека, но не рассматривается вопрос, что вбирает в себя истина. Гиппий заканчивает рассказ, посвященный поэтам, и прежде всего – Гомеру. Один из слушателей спрашивает Сократа, выскажется ли он о столь впечатляющей речи, похвалит ли ее, возразит ли? Сократ признается, что у него возникли некоторые вопросы, и, с подозрительной кротостью обращаясь к Гиппию, говорит, будто ему ясно, отчего Гомер назвал Ахилла самым доблестным из людей, а Нестора – мудрейшим, но он не может понять, отчего Одиссей назван хитроумным. Разве Ахилл у Гомера не хитроумный? Гиппий отвечает, что это не так, и цитирует слова Гомера, из которых следует, что Ахилл, наоборот, честнейший простак. «Вот теперь, Гиппий, – отвечает Сократ, – я, кажется, понимаю, что ты говоришь: ясно, что многоликого ты почитаешь лживым»[119]. Завязывается спор о том, что лучше – быть лживым по умыслу или неумышленно. Сократ вынуждает Гиппия признать, что борец, падающий с умыслом, лучше того, кто делает это невольно, а певец, фальшивящий умышленно, лучше того, у которого напрочь нет слуха. Финал представляет собой непревзойденный образчик софистики:
Сократ: Ведь чинить несправедливость – значит поступать плохо, а не чинить ее – хорошо?
Гиппий: Да.
Сократ: Итак, более способная и достойная душа, когда она чинит несправедливость, чинит ее добровольно, а недостойная душа – невольно?
Гиппий: Это очевидно.
Сократ: И достойный человек – это тот, кто имеет достойную душу, скверный же человек имеет душу недостойную?
Гиппий: Да.
Сократ: Итак, достойному человеку свойственно чинить несправедливость добровольно, а недостойному – невольно, коль скоро достойный человек имеет достойную душу?
Гиппий: Да ведь он же ее имеет.
Сократ: Следовательно, Гиппий, тот, кто добровольно погрешает и чинит постыдную несправедливость – если только такой человек существует, – будет не кем иным, как человеком достойным.
Но Гиппий не готов следовать ходу рассуждений Сократа. Им овладевает сила, превосходящая веру в логику, так что он не делает следующий роковой шаг вслед за витиеватыми сократовскими аргументами и отвергает то, что в его представлении не только коварно, но и, хуже того, абсурдно. «Трудно мне, Сократ, согласиться с тобою в этом», – искренне говорит софист[120].
«Да я и сам с собой здесь не согласен, Гиппий, но все же это с необходимостью вытекает из нашего рассуждения. Однако, как я говорил раньше, я блуждаю в этом вопросе вокруг да около и никогда не имею одинакового мнения на этот счет. Правда, неудивительно, что я или другой какой-либо обычный человек здесь находится в заблуждении. Но уж если вы, мудрецы, станете тут блуждать, это и для нас ужасно, раз мы даже с вашей помощью не можем избавиться от ошибки»[121].
Намерение Сократа высмеять Гиппия за показное мудрствование, конечно же, очевидно, как и его убежденность, что в понятиях блага, истины и справедливости досконально не разобраться без непрестанных усилий, да и те не приводят к окончательным выводам. Однако метод, избранный, чтобы обезоружить Гиппия, казалось бы, Сократа недостоин. Учитывая оба нюанса, выходит, что Гиппий в диалоге предстает более сильным и серьезным участником спора. Разумеется, Сократ более хитроумный – так же как Одиссей в сравнении с Гиппиевым Ахиллом, благодаря упоминанию о котором обсуждение парадокса «превратилось в фарс»[122]. Кроме того, становится очевидным, что не Сократ раскрывает пустоту догматов Гиппия, а сам Гиппий доказывает: сократический метод, предполагающий, что собеседник, следуя от одного вопроса к другому, обнаруживает противоречие в своих утверждениях, может быть пагубным. С этим соглашается и Сократ, безусловно осознающий различие между неправым поступком, совершенным оправданно, и правым, но неоправданным.
Монтень (цитируя Эразма) рассказывает, как жена Сократа, когда зачитывали приговор суда, по которому он должен был выпить яд, воскликнула: «О как несправедливо эти злые судьи приговорили тебя к смерти!» На что Сократ ответил: «А ты бы предпочла, чтобы они осудили меня по справедливости?»[123] Но как бы ни был Сократ в диалоге «Гиппий меньший» щедр на иронию, нельзя не увидеть, что его доводы приводят к неверному заключению, в человеческом понимании недопустимому. Платон, возможно, этого совсем не хотел.
