Цукерман освобожденный - [34]
— Это, — сказал Пеплер, показав на репортера, — был Джей Кей Крэнфорд. Играл во Всеамериканской лиге как выпускник Рутгерса.
Конный полицейский подъехал к ним и, склонившись с седла, пытался рассмотреть их получше.
— Эй, приятель, — сказал он Цукерману, — вы кто?
— Да никто, собственно.
Цукерман похлопал по нагрудному карману вельветового пиджака, демонстрируя, что оружия у него при себе нет.
Полицейский хотел развлечься в отличие от спутника Цукермана.
— Я про то, кто вы из знаменитостей, — сказал он. — Вас же только что снимало телевидение, да?
— Нет-нет, — объяснил Цукерман. — Они обознались.
— Разве не вы были у Дины Шор[36] на прошлой неделе?
— Нет, господин полицейский. Я спал дома.
Пеплер не мог допустить, чтобы этот могучий полицейский и дальше выставлял себя идиотом.
— Вы что, не знаете, кто это? Это Натан Цукерман.
Полицейский, несколько смущаясь, взглянул на человека в темных очках и черном дождевике.
— Тот самый писатель, — сообщил ему Пеплер.
— Да ну? — сказал полицейский. — И что он написал?
— Вы серьезно? Что написал Натан Цукерман?
Пеплер с таким триумфом провозгласил название четвертой книги Цукермана, что могучая холеная лошадь, хоть и обученная не пугаться гражданских беспорядков, отпрянула назад, и полицейскому пришлось ее осадить.
— Не слыхал о таком, — ответил полицейский и, развернувшись, красиво потрусил назад к похоронному бюро.
Пеплер, презрительно:
— Эти лошади считаются лучшими в Нью-Йорке.
Они оба посмотрели на другую сторону улицы, туда, где Джей Кей Крэнфорд из Всеамериканской лиги брал интервью у человечка, только что выскочившего из такси. Мануэль Такой-то, сказал Пеплер. Жокей. Пеплера удивило, что он прибыл без своей роскошной жены, танцовщицы.
После жокея — седовласый джентльмен в чинном темном костюме-тройке.
На вопросы Крэнфорда он только скорбно качал головой. Молча.
— Кто это? — спросил Цукерман.
Адвокат мафии, объяснили ему, только что из федеральной тюрьмы. Цукерман решил бы, судя по сильному загару, что он только что с Багам.
Пеплер еще несколько минут распознавал скорбящих, к которым обращались Крэнфорд и его команда.
— Алвин, да вы кладезь информации.
— Вы по этому судите? Видели бы вы меня в «Умных деньгах». Это всего пример. Хьюлетт-то все заранее знал, обманщик. Когда Шахтман приходил по воскресеньям, приносил ответы, я в половине случаев его поправлял — вечно у них было что-то неправильно. Я один раз лицо увижу, и все. Я знаю лица всех людей в мире, кто попадал в газеты, будь то кардинал, которого выдвигали в папы, или бельгийская стюардесса, погибшая в авиакатастрофе. Память у меня такая, что это не стирается, остается навсегда. Не забуду, даже если захочу. Видели бы вы меня в расцвете, Натан, каким я был эти три недели. Я жил от четверга до четверга. «Он просто чудо, он знает все». Так они меня представляли на викторине. Для них я был очередной ерундой, которую нужно скормить тупой публике. Трагедия в том, что это была не ерунда. А то, чего я не знал, я мог выучить. Стоило мне что-то показать, нажать на правильную кнопку, и из меня вырывался поток информации. Например, я мог рассказать обо всех исторических событиях в годах с числом 98. До сих пор могу. Все знают 1066 год, а кто знает 1098-й? Все знают 1492-й, а знают ли 1498-й? Во Флоренции сожгли на костре Савонаролу, в Нюрнберге открылся первый немецкий ломбард, Васко да Гама нашел морской путь в Индию. Только к чему продолжать? Что хорошего мне это дало? 1598-й: Шекспир написал «Много шума из ничего», корейский адмирал Ли Сун Син сконструировал бронированный военный корабль. 1698-й: в Северной Америке началось производство бумаги, Леопольд Ангальт-Дессау ввел в прусской армии мерный шаг и железные шомполы. 1798-й: умер Казанова, Наполеон, выиграв Битву у пирамид, покорил Египет. Могу продолжать так весь день. Всю ночь. Но что мне это даст? Какой смысл во всем этом знании, если оно лежит мертвым грузом? Наконец-то жители Нью-Джерси начали с уважением относиться к знаниям, истории, подлинным фактам, отошли от своих глупых, узких, предвзятых взглядов. А все из-за меня! А теперь, теперь что? Знаете, где я должен бы быть по праву? Вон там, через улицу. Я должен был стать Джей Кей Крэнфордом.
Он так жадно ожидал от Цукермана подтверждения, что пришлось ответить:
— Почему нет? Не вижу причин.
— Не видите?
И на эту пылкую мольбу?
— Почему нет? — повторил Цукерман.
— Господи, Натан, сделайте одолжение. Можете потратить минутку, почитать то, что я написал. Можете ответить откровенно? Для меня это очень важно. Это не моя книга, а нечто другое. Нечто новое.
— Что?
— Ну, это, собственно, литературная критика.
Поласковее.
— Вы не говорили, что вы еще и литературный критик.
Очередная лаконичная шутка Цукермана, и Пеплер ее оценил. Осмелился даже парировать своей:
— Я думал, вам это уже известно. Думал, поэтому-то вы вчера и сбежали. — Но, поскольку Цукерман на это сурово промолчал, добавил: — Натан, я просто пошутил в ответ. Я, когда вышел, понял, что у вас дела, встреча, вам надо было срочно уйти. Ну, так вы меня знаете: я и ваше мороженое съел. И всю ночь за это расплачивался. Да вы не волнуйтесь, я не критик. Что-то мне нравится, что-то нет, и язва моя при мне, но я не критик, не профессиональный критик. Однако вчера я услышал о пертурбациях в «Таймс». Для вас это старые новости, а я вот только прошлым вечером узнал.
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.