Цивилизации - [76]

Осведомленные люди знают, что плодородия почвы тропического леса недостаточно, чтобы производить пищу в изобилии: тесное соседство соперничающих видов означает, что съедобные растения встречаются редко. Именно поэтому лесные собиратели должны постоянно перемещаться, именно поэтому неопытные исследователи умирают от голода в этих как будто бы изобильных регионах. Действительно, в густых дождевых лесах плодородная почва редка: необходимые растениям минералы в условиях влажной жары быстро истощаются; плодородный слой тонок, а содержание окислов алюминия и железа и кислот очень высоко[430]. Интенсивное сельское хозяйство даже в дождевых лесах требует оросительных каналов и тщательно разбиваемых полей и участков, какие создавались майя в тропических низинах Центральной Америки, или оно должно опираться на аллювиальную почву, подобно той, на плодах которой вырос Ангкор в чуть менее влажном климате на берегах озера Тонлесап, где сухой сезон длится дольше.

В любом случае — и как изобильный, и как смертоносный — тропический лес кажется неблагоприятным для возникновения цивилизаций. Его иногда считают вообще не пригодным для цивилизации: в этом суть мифа о Тарзане — аристократ по происхождению превращается в джунглях в человека-обезьяну. На другом уровне Тарзан пробуждает еще одну тему леса — извращение нормального. Образ амазонок несет те же функции. Первые испанские завоеватели назвали эту реку в честь воительниц, которые, как они считали, скрываются в глубинах леса, там, куда не пробраться пришельцам; когда Себастьян Кабо, пользуясь их отчетами, создавал свои карты, он изобразил испанцев сражающимися с этим легендарным врагом, как герои на фризах множества греческих храмов, которые приручали амазонок, живущих в условиях столь диких, что это за пределами человеческой природы[431].

Справедливо, что в тропических лесах цивилизации достигают периода зрелости медленнее, чем в других средах. Например, амазонский лес — по-прежнему лаборатория образцов-народов, которые оставлены природой в состоянии так называемой неразвитости. Некоторые из них живут в таком состоянии уже тысячи лет, и только в последнее время их затрагивает программа «первого контакта» бразильского правительства. Но пятьсот лет назад даже Амазонка продемонстрировала возможности цивилизации на взморье. В конце 1541 года появились первые испанские путешественники: 58 человек приплыли на плоту, сколоченном на месте гвоздями, выкованными из металлического лома, и в нескольких каноэ, выпрошенных или украденных у индейцев. Это была часть типичной злополучной экспедиции искателей мифических богатств — «земли корицы», которая предположительно находилась в районе Перу, но в глубине континента. Отчаянно нуждаясь в пище, путешественники с помощью весел и шестов добрались до Амазонки по реке Напо. «Выяснилось, — писал отец Каспар де Карвахаль, что, вопреки нашим ожиданиям, на протяжении двухсот лиг нигде не найти еды». Напротив, «Господь дал нам открыть новое и неслыханное» — первую зарегистрированную навигацию по Амазонке от впадения в нее Напо до Атлантического океана. На речном берегу, который путники наблюдали с воды, жила изменчивая цивилизация, захваченная в момент своего возникновения.

Приключение началось случайно. Это чересчур интересная история, чтобы ее пропустить. Навигаторы не собирались бросать своих товарищей в лагере. Вначале их гнал голод. Потом, когда поиски пищи не увенчались успехом, им не хватило сил на обратный путь против течения. Много дней плыли они по течению, не в состоянии добраться до берега, и отец Каспар отслужил мессу, «как делают на море», не освящая тело Христово, чтобы случайно не выронить его за борт. 8 января 1542 года, после двадцати дней плаванья, они причалили к берегу, и индейцы пожалели их и накормили. Это дало им силы продолжить плавание, достичь моря и построить бриг. Больше всего они нуждались в гвоздях. Двое солдат с опытом механиков построили кузницу; мехи изготовили из сапог тех, кто умер от голода; пережигая дерево, получили древесный уголь для плавки. Собрав все остатки металла, не трогая только оружие и самое необходимое снаряжение, они за двадцать дней изготовили две тысячи гвоздей. Так в дождевой лес Амазонки пришел Железный век.

Строительство брига пришлось отложить, пока не добрались до места с большим количеством пищи. Испанцы так и не научились сами добывать провизию, но отыскали плотно заселенную полоску, где индейцы занимались разведением черепах; здесь путникам удалось раздобыть достаточно мяса черепах с «добавкой жареных кошек и обезьян». Потребовалось тридцать пять дней на то, чтобы построить корабль и проконопатить его индейским хлопком, вымоченным в смоле, «которую по просьбе капитана принесли туземцы».

Вскоре их корабль стал военным. Большую часть мая и июня они пробивались сквозь враждебные каноэ, отбиваясь в основном из самострелов: порох не просыхал. Все это время они жили на припасах, добытых во время вылазок в деревни индейцев. 5 июня произошла встреча, давшая великой реке ее название.

В одной деревне они обнаружили укрепленное святилище, окруженное изображениями ягуаров. «Здание производило сильное впечатление, на него стоило посмотреть, и мы спросили индейца, для чего оно». Тот ответил, что здесь они поклоняются символике своих повелителей — «амазонок». Ниже по течению испанцы услышали разговор, который истолковали так, будто на севере существует могучая империя женщин-воительниц, в которой семьдесят деревень, много золота, серебра, соли и лам. Должно быть, этот рассказ подсказан наводящими вопросами самих испанцев, которые к тому же неправильно понимали ответы туземцев. Вскоре экспедиция вышла в Атлантический океан, пройдя вниз по течению реки, по собственной оценке, 1800 лиг, и по Европе начали расходиться рассказы об испанцах, героически сражающихся с амазонками