Циркач - [19]

Шрифт
Интервал

— Ничего не остается, как уйти, — пропел я с решимостью, удивившей меня самого, и добавил: — И пожелать вам сил и мужества, чтобы пережить все это.

Действительно, трудно поверить, что я без всякой подготовки смог выдать столь прекрасную фразу. Я сразу почувствовал, что в комнате стало необыкновенно тепло, а пока мы шли обратно к машине, погода показалась мне почти весенней.

— Слушай, Герард…

— Да, Шакал?

— Та статуэтка…

— Статуэтка?..

— Ну, в летнем лагере, в бараке, когда ты заставил мальчика нагнуться, чтобы тот вожатый выпорол его прутом…

— Да?

— Та статуэтка, которую ты сначала разбил, потому что хлестал по столу… И за которую наказали мальчика…

— Ах, да. И что с ней?

— Что… что это была за статуэтка? Как она выглядела?

— Я уже не помню. Да, странно, но я не помню точно.

Кажется… да, кажется, это была женщина… Резкие, яркие цвета. Может, крестьянка, а может и пастушка… Что-то вроде этого. Она что-то держала в руке или в обеих руках… Может, вязанье на спицах… Или корзину, может быть, на одном из запястий у нее висела корзина… Нет… Может быть и… Кажется… Кажется, она… — но тут я замолчал.

Внезапно я с точностью вспомнил, что именно было в руках у статуэтки, но я также знал, что по неким причинам никому об этом не скажу.

— Нет… — продолжил я безразличным тоном, — крестьянка в каком-нибудь народном костюме, вот и все. Ничего особенного, мне кажется.

Шакал молчал.

— Знаешь, что я вдруг вспомнил? — заговорил я. — Имя того мальчика. То есть его фамилию. Схун[13]. Его звали Схун. Он наверняка уже умер.

— Умер? Почему?

— Мне так кажется.

— Почему тебе так кажется?

— Да, просто. Его звали Схун. Винанд Схун.

Шакал вздохнул. В темноте я уже не различал мерцания: он или закрыл глаза, или отвел взгляд.

— Поспи еще немного.

— Да?

— Да, юный король. Молодым людям полезно спать.

«И ищут они смерти как самого драгоценного сокровища; и смерть ускользает от них», вспомнилось мне.

Я сидел сейчас в такой же темноте, как в день моего знаменательного визита по адресу Ривьирстраат 8 в большом городе X., когда, вернувшись в Дом «Трава», уселся в Большой Гостиной, потный от жара, с температурой, в то время как термометры показывали, что было не холоднее, чем утром; я сидел, глядел перед собой, глядел весь вечер и больше ничего не делал, даже не приготовил поесть, ничего.

Я вспоминал обо всем; даже о таких вещах, которые не имели отношения к этому дню. Вими ушел от меня после семи лет, прожитых вместе. Тигра — после почти девяти. А Шакал?.. Ничего нельзя предугадать, пока этого не случится. Я не знал или, может быть, не хотел знать того, что я вообще-то знал и мог знать.

Непонятно почему, но я опять вспомнил тот летний вечер во французском портовом городе Тулоне, когда мы с Вими подцепили в парке не матроса, но солдата — покоренные, скорее, его формой, чем довольно убогим телом — и даже протащили его в отель; его звали просто — Пьер Буржуа, и мы с Вими, уложив его между нами на проседающей кровати, изо всех сил пытались возбудить его и ласкали, но из-за каких-то предрассудков он ни под каким предлогом не соглашался снять довольно плотные, усеянные пуговками кальсоны, и нам пришлось самим искать и выуживать из широкой шерстяной ширинки его чертов розовый жезл; он утверждал, что мужская любовь, по его мнению — это «что-то вроде масонства» — да-да, уже тогда: язык любви был интернационален.

По какой-то причине я вспомнил и про свою Маму Я потряс головой. Одно было ясно, и тогда, и теперь: мне нельзя пить — нужно собраться с силами и бросить пить.

Я подумал об Утешении, которое снизойдет на нас однажды, и которое будет «все во всем», по всей земле. И подумал о Ней, Утешительнице и Коронованной Навечно.

— Приветствую тебя, — прошептал я. — Приветствую тебя, Спасающая и Восхитительная. Которая никогда не умрет. Помолись, пожалуйста, за нас. Помолись за нас, грешных, и теперь, и в час нашей Смерти. Аминь.

III

НИСХОЖДЕНИЕ В АД

…сошедшего в ад

Глава седьмая

В которой писатель раскрывает давно хранимую тайну юности и рассказывает историю об изменившей всю его жизнь загадочной встрече, после которой он решает писать о любви.

Я не всегда был писателем. С довольно юного возраста мне пришлось самому зарабатывать на хлеб. Еще в детстве я играл с двигателями и паровыми машинами и катал маленькие подъемные краны, так что попал в ученики к пожилой даме, которая с возрастом все хуже видела и водила машину с большим трудом и очень медленно. Она научила меня всему. Во многом она была мне даже больше, чем мать, а когда она ослепла полностью, моя родная мать как раз умерла. После этого я совершенно самостоятельно возил пожилую даму, куда она пожелает. Она заказала мне элегантную шоферскую униформу, в которой так меня и не увидела, потому что, когда портной закончил работу, она уже совершенно ослепла.

Она часто спрашивала, чего я хочу больше всего на свете, но я был столь молод, что сам не знал.

— Ты действительно любишь водить? — спросила она однажды.

— Да, люблю. Я делаю это с удовольствием, — ответил я. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы иметь очень большой автомобиль, в котором перевозят грузы?


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Вертер Ниланд

«Рассказ — страниц, скажем, на сорок, — означает для меня сотни четыре листов писанины, сокращений, скомканной бумаги. Собственно, в этом и есть вся литература, все искусство: победить хаос. Взять верх над хаосом и подчинить его себе. Господь создал все из ничего, будучи и в то же время не будучи отрицанием самого себя. Ни изменить этого, ни соучаствовать в этом человек не может. Но он может, словно ангел Господень, обнаружить порядок там, где прежде царила неразбериха, и тем самым явить Господа себе и другим».


Тихий друг

Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Рекомендуем почитать
Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.


Три жизни

Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.