Цирк чудес - [99]

Шрифт
Интервал

– Ничто, ничто не сравнится с чудесами, которые я покажу вам сегодня вечером!

Стелла зажигает запалы, спрятанные в ее бороде. Шутихи спиралями устремляются в толпу, и рыжеволосый мальчик хлопает в ладоши.

За занавесом в ожидании стоят его механизмы, их пустые глаза пялятся в темноту. Он расчесал их «пух» и «перья», подровнял стежки, смазал шарниры. Они готовы, а он тем более готов. Ему лишь хочется, чтобы Шакал находился здесь и лично убедился в том, какой он надежный клиент и как разумно было вложить деньги в его предприятие.

Он кивает, и Хаффен Блэк выдувает на трубе единственную долгую ноту.

Занавес расходится в стороны, открывая тайну. Его механизмы.

Джаспер чувствует, как у него сдавливает горло от желания расплакаться. Он прикасается к шее там, где недавно ощутил прикосновение ножа. Он чует запах жженого сахара и думает о расплавленном воске, капавшем с крыльев Икара.

Рыжеволосый мальчишка наклоняется вперед и прищуривается, чтобы лучше видеть. Пакет с каштанами падает на пол с его коленей, и маленькие коричневые скорлупки разлетаются вокруг. Джаспер оставил позади свои заботы и страхи; он направил внимание только на то, что происходит на арене. Он развлекает публику.

Джаспер поднимает руки, и смех рвется на волю из его груди.

Тоби

Всегда бывает момент, когда настроение меняется. Когда палец, который держат над пламенем свечи, подает сигнал об ожоге. Когда шутка переходит в издевательство и один мальчишка начинает швыряться засахаренным миндалем, а другой смеется. Когда разбивается микроскоп. Когда правдивая история превращается в ложь. Когда человек позволяет себе слишком много…

Я беру все, что захочу!

Нелл крутит в руках сигары Джаспера и смотрит на спичечную коробку.

– Это я, – говорит она. – Это я.

Ее тело, вытянутое в струнку, огромные механические крылья, прикрепленные к ее спине. Тоби помнит, как сидел на мешках с балластом в покачивавшейся корзине и аккуратно управлял веревками, пристегнутыми к ее упряжи. Он слышал шелест ее полета и ее ликующие возгласы в ночи. Иногда он осмеливался встать на колени и выглянуть через край. Она раскачивалась под ним, работая ногами и перебирая руками. Свечи и фонари внизу создавали впечатление, что она плывет в пламени.

Чиркает спичка, и вот она: Лунная Нелли.

Она прикасается к плечу, где порезы от веревок уже заросли коркой.

«Освети комнату, как Лунная Нелли».

Он так быстро привык к ее обществу. Он приспособился к близости, обустроил свою жизнь вокруг нее, даже не понимая этого. Он больше не видит свое будущее без нее. Тем не менее он до сих пор чувствует себя неуютно и боится сказать что-нибудь неправильное.

Так было всю его жизнь: он быстро приспосабливался, но при этом чувствовал себя самозванцем. В некотором смысле он привык к Крыму, к зрелищам грабежей, к изувеченным трупам, вони и ко всему остальному. В день падения Севастополя он ехал по полю недавнего боя, едва замечая обломки челюстных костей, багровые внутренности и куски рваных мундиров. Когда он увидел ястреба, поднимавшегося в небо с человеческой рукой в когтях, то лишь пришпорил Гримальди, запряженного в его фотографический фургон, который переваливался в грязи. Женщина перед ним повернулась, указала на птицу и воскликнула: «О Боже!» Он гадал о том, как эти дамы смогут вписаться обратно в светское общество, как они будут сидеть в украшенных лепниной гостиных с клавикордами и подушечками для булавок, стараясь забыть о том, что им довелось видеть. Он нечасто думал о Стелле, но тогда он подумал о ней и о том, что скажет о ней этот политикан, дядюшка Дэша, и будет ли Дэш любить ее в том, другом мире, к которому она не принадлежит. Он не мог представить Стеллу без ее полевой палатки с восковыми свечами и серебряными чашами, полными фруктов. По его разумению, она жила только в Крыму, и точно так же он был уверен, что Джаспер и Дэш являются друзьями только в силу жизненных обстоятельств; после войны их разнесет в стороны. Образ цирка ярко горел в его воображении и поддерживал его, когда он склонился над солдатом, наполовину погребенным под каменной плитой. Когда закончится война, они с Джаспером снова будут неразлучны. Они будут переезжать с места на место, всегда окруженные новизной. Новая деревня, новые номера, цирковой шатер, поднимающийся в утреннем тумане.

Он установил посреди серых руин свою камеру на деревянной треноге и попытался вызвать в себе хотя бы какие-то чувства. Раздавленный человеческий торс, согнутая рука на груди, как будто он спал. В его животе копошились личинки. Тоби смотрел на него, как будто старался очнуться. Но мир неощутимо сдвинулся на своей оси и больше ничто не имело силы удивить его.

Он увидел впереди своего брата и Дэша. Память о ссоре оставляла кислый вкус во рту, но он все равно окликнул их.

Они не услышали его. Груды щебня на улице закрывали проезд для фургона, и он на мгновение заколебался, прежде чем расстаться с Гримальди.

– Джаспер, подожди! – снова позвал он.

Он поспешил за ними между руин, но потерял их из виду. Свернул в переулок, куда они могли направиться. А потом услышал их голоса на другой стороне стены и пронзительный смех Дэша. Он уже собирался снова окликнуть их, когда Дэш снова произнес его имя. Он остановился.


Еще от автора Элизабет Макнил
Мастерская кукол

Рыжеволосая Айрис работает в мастерской, расписывая лица фарфоровых кукол. Ей хочется стать настоящей художницей, но это едва ли осуществимо в викторианской Англии.По ночам Айрис рисует себя с натуры перед зеркалом. Это становится причиной ее ссоры с сестрой-близнецом, и Айрис бросает кукольную мастерскую. На улицах Лондона она встречает художника-прерафаэлита Луиса. Он предлагает Айрис стать натурщицей, а взамен научит ее рисовать масляными красками. Первая же картина с Айрис становится событием, ее прекрасные рыжие волосы восхищают Королевскую академию художеств.


Рекомендуем почитать
Кафа

Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.


Возмездие

В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.


Коронованный рыцарь

Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .


Чтобы помнили

Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.


Мудрое море

Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.