Цимес - [43]
А кто?
МАРИЯ
— Пожалуйста, синьора, подпишите здесь и вот здесь. С моих слов… Да, спасибо. Очевидно, нам с вами придется встретиться еще, может быть даже не раз. Пока следствие продолжается… Вы понимаете. И прошу вас не уезжать из города. Ничего не поделаешь, увы.
…спускалась по чудовищно долгой лестнице к выходу, эти слова прыгали вслед за ней по ступеням, подскакивали, катились горошинами и вроде бы даже посмеивались. Наконец дверь на тугой пружине вытолкнула ее наружу, и тут же, будто желток из треснувшего яйца, под ноги плеснуло солнце, а мир раскололся надвое — до Сережиной смерти и после.
До было счастье, но Мария о нем не думала, потому что привыкла, что оно есть всегда. Даже сейчас, когда оно уже умерло, это продолжало быть так — по привычке.
После была непонятная пока для нее, неизведанная пустота, поэтому она не плакала. Правда, в голове у нее была легкая путаница, наверное вместо слез — так ей казалось. Слезы придут потом, когда она состарится, заведет кошку или собаку и вдруг захочет ее погладить. Та прогнется и замурлычет от удовольствия или заурчит, и она вспомнит, как Сережа протягивал к ней руку и гладил, а она прогибалась под ней и урчала тоже. Тогда можно будет и поплакать — а сейчас…
Рим был похож сам на себя, почти такой же, как обычно, но что-то в нем изменилось, она никак не могла понять что. Затем она обнаружила, что идет по мосту Святого Ангела, она точно шла сюда, но зачем, так и не смогла вспомнить. Зато вспомнила, что они с Сережей очень любили это место, — впрочем, они любили Рим целиком. И он отвечал им взаимностью — до сих пор…
Господи, но как ужасно болит голова. Ну конечно, она ведь ничего не ела со вчерашнего дня — целые сутки. Только сутки? И значит, впереди еще целая жизнь? Неужели? Зачем?
ЭЛЬЗА
Эльза моя наполовину немка, наполовину бог знает кто. Мать свою она не помнит, но знает, что та происходила из семьи поволжских немцев, сосланных во время войны за Урал. В восемнадцать она уехала в Москву, поступать в театральный, но не поступила, зато забеременела и родила красавицу-девочку — Эльзу. Только это она и успела для нее сделать, родить и дать имя. После этого оформила отказ от ребенка и выписалась.
До девяти лет у Эльзы все было, как у всех: дом ребенка, детский дом — один, другой. Со всем, что полагается. А дальше ей повезло, она почему-то приглянулась директрисе — одинокой, бездетной, вся жизнь работа. А тут моя красавица Эльза… Нет, та ее не удочерила, но росла Эльза у нее, как дома, даже в школу нормальную удалось ее определить. Называла ее тетя мама. Именно от этой женщины — своей названой матери и узнала она в конце концов о матери настоящей — хоть что-то.
А еще Эльза с детства обожает собак. Говорит, что, кроме них, научилась верить только двоим — мне и тете маме. Впрочем, та умерла тоже — еще раньше.
Когда мы познакомились, Эльза показалась мне красивой, даже очень, и немного надменной — цену себе она и в самом деле знала. Поженились мы всего через полгода, я даже и не успел понять, как и почему. Она была хорошей женой: понимала меня, да и умна была по-женски, подыгрывала, когда надо было, в глаза умела смотреть. Идеальный брак, и все тут. Не припомню, чтобы мы ссорились, просто оба понимали, что можно, конечно, портить себе жизнь выяснением отношений, но зачем? То есть это ее заслуга, Эльзы, теперь, задним числом, я это понимаю. Взрослая она была, умела держать себя в руках и приспосабливаться к обстоятельствам невероятно. И не только потому, что детство у нее было… вернее, что его не было, но и по природе своей тоже.
Жаль только, что у нее не могло быть детей. Не знаю почему. Она на эту тему не то чтобы говорить не любила — хотя, конечно, не любила, — а как-то всегда выскальзывала, уходила от ответа, от разговора. И я перестал спрашивать — привык. И еще она меня совсем не любила. Совсем. Но из всех своих поклонников выбрала меня. Может быть, как раз поэтому, просто решила, что я достаточно предсказуем и со мной будет легко поладить. Не знаю. Но со временем я оценил ее такт, а равнодушие уже не задевало. Потом, позже появилось еще что-то… Наверное, ощущение, что без меня она пропадет. Хотя — глупость, конечно. Или нет?
Вот она сидит в самолетном кресле — ухоженная молодая женщина в элегантном темном костюме. Синяки под глазами от бессонной ночи — понятно. Бледная, даже белая, такая же, как костяшки ее пальцев, впившиеся в подлокотники, — Эльза до ужаса боится летать.
Она не боится темноты, она не боится одиночества — и того и другого в ее жизни было в избытке, сколько она себя помнит. Но именно в самолете ее охватывает животный страх — отчего? Может, оттого, что надо же все-таки бояться хоть чего-то?
Ей придется увидеть мое неживое тело. Зачем? Ну умер и умер, и ладно, и оставьте ее наконец в покое. Она не хочет. Не хочет, и все! Разве того, что было, недостаточно? Недостаточно быть брошенной собственной матерью или мотаться по детским домам, и каждый раз — все снова? Недостаточно оказаться раздетой и запертой на всю ночь в холодильной камере — просто потому, что красивая, — и уже с пятнадцати лет знать, что никогда, никогда, никогда не сможешь иметь детей? И что единственный близкий человек из-за тебя прожил на бог знает сколько лет меньше, чем… Тетя мама… мама…
Жизнь Лизы Хоули складывалась чудесно. Она встретила будущего мужа еще в старших классах, они поженились, окончили университет; у Эриха была блестящая карьера, а Лиза родила ему двоих детей. Но, увы, чувства угасли. Им было не суждено жить долго и счастливо. Лиза унывала недолго: ее дети, Тео и Джульетта, были маленькими, и она не могла позволить себе такую роскошь, как депрессия. Сейчас дети уже давно выросли и уехали, и она полностью посвятила себя работе, стала владелицей модного бутика на родном острове Нантакет.
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)