Цимес - [35]
— Я вот думаю, на какую из своих птиц ты больше всего похожа?
— И на какую?
— Наверное, все-таки на того самого воробья, только рыжего.
— Воробьи рыжими не бывают.
— Бывают. Только редко. Исчезающе редко. Вас ужасно мало, понимаешь?
— Ага. А сколько точно, знаешь?
— Ну я как-то пытался сосчитать. Вышло — только ты одна. Единственная…
— Ты хитрый…
— Иногда. Но до тебя мне все равно далеко. Как до луны.
— До луны — это близко. Но и это неправда.
— Это правда. Ты самая хитрая на свете. Знаешь почему?
— Почему?
— Ты никогда со мной не споришь и всегда соглашаешься.
— Потому что ты всегда прав.
Когда слышишь такое от женщины, так хочется верить. А если это женщина, которая вот только что…
Я даже приподнимаюсь на локте и смотрю ей прямо в лицо — сверху.
— Ты это серьезно?
И она закидывает руку за голову, и то же выражение в ее глазах, уже знакомое, но все равно каждый раз — снова и снова — сносит крышу. Губы, чуть дрогнув, раскрываются, и я слышу, хотя она вновь не произносит ни слова:
— Делай что хочешь и не спрашивай. Всегда…
Мы встречались так, будто не расставались. Не как любовники, не как муж с женой. Может, как птицы? Мы встречались на работе, мы встречались у нее, мы говорили, мы думали друг о друге — все время. Расставаться не хотелось никогда. Мне было мало ее, даже когда она — едва успокоившись — сонно затихала у меня под мышкой. Зато ужасно хотелось что-то для нее сделать. Такое было со мной впервые. Чтобы незнакомый человек так быстро и глубоко вошел в мою жизнь…
— А я не незнакомый человек. Ты не знал моего имени, где я живу и сколько мне лет. Не знал даже, как я выгляжу. Только я все равно была рядом, всегда, всю жизнь.
— Нет, просто у нас с тобой одна душа на двоих. И поэтому, когда мы наконец встретились, оказалось, что узнать друг друга так легко…
— Ну вот. Я же говорю, ты всегда прав. Так и было написано, точь-в-точь.
— Где написано? Не понимаю…
— А я когда-то читала один рассказ. Я уже не помню, как он назывался, потому что давно.
— И что там, в этом рассказе?
— Две любящие души говорят друг с другом перед тем, как снова вернуться в наш мир, чтобы дотронуться друг до друга, испытать прикосновение. И душа-мужчина спрашивает: «Как ты найдешь меня? Ты не знаешь ни моего имени, ни моего лица».
— И что же ты ответила?
— Это просто, милый. Я почувствую твою боль. Приду и положу руку тебе на грудь. И не все ли равно, что потом…
Лето было — задохнуться. Раскаленный асфальт, пыль, жара.
Тома решила сделать мне подарок: две недели на французской Ривьере.
— Ничего с твоим журналом не случится. За такое время — точно. И вообще дело не в Ривьере.
— А в чем?
— В нас. Я решила подарить тебе себя. На две недели. А себе — тебя. У нас, между прочим, как раз годовщина свадьбы. Вот там и отметим — вдвоем. Да и просто отдохнуть тебе надо точно. Даже похудел в последнее время, дома почти не бываешь…
Две недели без…
Мы лежим под горячим французским солнцем, я почти дремлю и привычно думаю о ней, о Кате. Я даже ощущаю ее близость, невероятно, дико реально, словно это она вот рядом, на соседнем лежаке — протяни руку, и ее горячая кожа…
— А знаешь, ты был прав.
— В чем?
— Небо на закате действительно огненно-рыжее. И море тоже. Интересно как. Никогда раньше не замечала…
— Ну, значит, две недели прошли не зря. Хотя бы ради этого стоило.
— Вообще-то стоило не только ради этого. Мы оба это знаем, правда?
Она замолкает, а потом произносит:
— Тебе бы художником быть, а не редактором модного журнала. Ну да еще не вечер, может, так оно в конце концов и будет, кто знает…
— Угу, мне же восемнадцать только стукнуло, я и забыл совсем. Вся жизнь впереди.
— Что у тебя впереди, тебе и решать, кому же еще.
— Вот я и говорю — самое время. Баба в сорок пять — ягодка опять, а чем мы, мужики, хуже?
— Да при чем здесь мужики. Я о тебе, милый мой, только о тебе одном.
Я поворачиваю голову и смотрю на лежащее рядом сильное, красивое, холеное женское тело, тело моей жены, открывшееся мне за последние дни так, как я никогда и не думал, не представлял, что она — Тома — и на такое…
— Ты ужасно загадочная женщина, Тома, ты знаешь? За это время ты мне столько загадок загадала, что еще одной уже не удивишь, да и разгадки твои так пленительны…
— Я знаю. И силу свою женскую знаю тоже. И то, что тебе не безразлична. И что ты меня по-прежнему хочешь, даже очень. Я хотела убедиться и убедилась — точно. Поэтому слушай. Завтра мы улетим домой, и начнется у нас с тобой совсем другая жизнь. Совсем. Как прежде уже не будет никогда. Я знаю, — у тебя кто-то есть. Меня не интересует — кто, это не важно. Да и раньше ты… Не перебивай! Я не спрашиваю, я говорю, а ты — слушай. Пока это были просто… шалости, я позволяла тебе. Делала вид… чтобы сохранить семью, ну ты понимаешь. Но не теперь. То, что теперь, уже не шалость, и этого я не могу ни простить, ни забыть, ни позволить. Тебе придется с ней расстаться. Как только мы вернемся. Я знаю, что ты можешь это сделать и сделаешь. Я уверена. Но если нет… — она глубоко вздохнула. — Мне неприятно тебе это говорить, но ведь твой журнал, он принадлежит мне с самого начала. Ты, наверное, забыл, но это так, увы. Он был и остается подарком моего отца — мне. А ты просто… тот, кого я наняла. Вернее, ты им станешь, если… Повторяю — я уверена в том, какое решение ты примешь. У нас с тобой замечательная семья, взрослый сын, устроенная и безбедная жизнь. Да и по-женски я… В общем, многие тебе бы позавидовали, правда? Ты мне ничего не отвечай сейчас и вообще не отвечай. Не надо ничего говорить и ничего обещать. Я пойму сама. Просто увижу. И все.
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)