Чужой в чужой земле - [171]

Разумная позиция в любое время.　Не позиция. Действие дисциплины. Джубал? Я грок ты устал. Хочешь, твоя усталость исчезнет? Или лучше пойдешь спать? Если не пойдешь, наши братья могут всю ночь проговорить с тобой. Мы спим очень мало, ты же знаешь.　

Джубал зевнул.　

Я выбираю хорошую, горячую ванну и восемь часов сна.　

Я побеседую с нашими братьями завтра и в другие дни.　

— И во многие другие дни — согласился Сэм.　

Джубал нашел свою комнату и там немедленно появилась Патти. Она приготовила ему ванну и постель (не прикасаясь к ней), поставила поднос с напитками рядом с его постелью, приготовила ему выпить и поставила стакан на полочку у ванны. Джубал не торопился отсылать се; она пришла показать все свои картины. Он достаточно знал о синдроме, который мог привести к полной татуировке, чтобы быть уверенным: если он не попросит посмотреть их — она обидится.　

Да он и не чувствовал беспокойства, которое испытывал при подобных обстоятельствах Бэн. Он разделся, и с какой-то противоречивой гордостью обнаружил, что ему это безразлично, хотя прошло много лет с тех пор, как он позволял кому-то видеть себя обнаженным. Патти, казалось, вообще не обратила на это внимания; она лишь убедилась, что вода в ванне в самый раз, прежде чем позволить ему влезть туда.　

Она осталась в ванной и объяснила ему значение каждой картины и в какой последовательности их рассматривать.　

На Джубала они произвели должное впечатление и он не скупился на комплименты, оставаясь в то же время совершенно беспристрастным художественным критиком. Самое чертовски виртуозное владение иглой, которое он когда-либо видел, решил Джубал. Они делали его японскую подругу похожей на дешевый коврик рядом с роскошным персидским ковром.　

— Они немного меняются — сообщила ему Патти — Взять хотя бы сцену святого рождения вот здесь — задняя стена становится кривой… и кровать стала похожа на операционный стол. Но Джордж не возражает, я уверена. Игла не прикасалась ко мне с тех пор, как он ушел в Небо… и если происходят чудесные изменения, я уверена, что он приложил к ним руку.　

Джубал решил, что Патти чокнутая, но славная… он предпочитал людей, которые были немного чокнутыми; «соль земли» ему надоела. Но не слишком чокнутых, поправил себя он. Нс подходя к ним, Патти подняла его снятые вещи и они полетели в шкаф. Чтобы там ни было, мальчик, видимо, мог обучить выгодам дисциплины кого угодно. И Патти, вероятно, явное доказательство, что для этого совсем не обязательно быть нормальным.　

Он почувствовал, когда она была готова уйти и, попросив ее поцеловать своих крестниц — он забыл к ним зайти — дал ей понять, что пора уходить.　

— Я устал, Патти.　

Она кивнула.　

— А мне пора заниматься словарем — Она наклонилась и поцеловала его, горячо, но быстро — Я передам его нашим детям.　

— И погладь за меня Лапушку.　

— Да, конечно. Она грок тебя, Джубал. Ты любишь змей, она знает.　

— Хорошо. Разделим воду, брат.　

— Ты — Бог, Джубал.　

Она ушла. Джубал поудобнее устроился в ванне и удивился, обнаружив, что он больше не чувствует себя усталым и его кости больше не болят. Патти подействовала на него как тоник… живое счастье. На секунду он пожелал, чтобы у него не было сомнений, но тут же признался сам себе, что не хочет быть никем другим, а только собой! — старым, больным и потакающим своим слабостям.　

Наконец, он намылился, обмылся и решил побриться, чтобы не заниматься этим перед завтраком. Потом он закрыл дверь, выключил верхний свет и залез в постель. Он осмотрелся, ища, что бы ему почитать и к своей досаде ничего не обнаружил. Досаду усиливало то, что этому пороку он предавался больше, чем всем остальным. Вместо чтения он отпил из стакана и погасил лампу у постели.　

Болтовня с Патти, казалось, отогнала от него сон и сняла усталость. Он все еще не спал, когда вошла Доун.　

— Кто здесь? — громко спросил он.　

— Доун, Джубал.　

— Еще не может быть зари[52], сейчас только… Ой.　

— Да, Джубал. Это я.　

— Черт побери, я же вроде закрывал дверь. Дитя, убирайся из… Эй! Слезь с кровати. Живо!　

— Да, Джубал. Но сначала я хочу тебе что-то сказать.　

— Что?　

— Я уже давно люблю тебя. Почти так же давно, как Джил.　

— Ох, что за… Прекрати нести вздор и виляй своей маленькой задницей за дверью.　

— Я уйду, Джубал — ответила она покорно — Только пожалуйста, сначала выслушай меня. Кое-что о женщинах.　

— Нс сейчас. Расскажешь мне утром.　

— Сейчас, Джубал.　

Он вздохнул.　

— Говори. Не приближайся ко мне. Оставайся на месте.　

— Джубал… любимый брат мой. Для мужчин очень важно, как выглядим мы, женщины. Поэтому мы стараемся быть красивыми и это благо.　

— Я занималась стриптизом, ты знаешь. Я позволяла мужчинам наслаждаться красотой, которой я была для них и это было благом. Знать, что они нуждаются в том, что я даю, было благом для меня.　

— Но Джубал, женщины не похожи на мужчин. Нас интересует, что собой представляет мужчина. Иногда, например, такие глупости как: богат ли он? Или это может быть: Будет ли он заботиться о моих детях и подходит ли он им? А иногда: Хороший ли он? Такой же как ты — ты хороший, Джубал. Но красота, которую мы видим в вас, не похожа на ту, которую вы видите в нас. Ты прекрасен, Джубал.