Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания - [52]
Я, однако, полагаю, что эти метафоры слишком различны, а «трансляция» в данном случае даже не совсем метафора. Идею объединения посредством трансляции следует понимать как альтернативу идее внутреннего рабочего пространства, а не как другой способ выразить ту же самую мысль. «Где находится внутреннее пространство? Кто туда заглядывает?» — эти вопросы отпадают, если использовать модель трансляции. Следующим шагом будет вывод, что внутренняя речь и родственные ей явления обеспечивают нам средство трансляции, способ ее осуществления. Внутренняя речь — один из способов прогонять данные через мозг так, что их можно анализировать и использовать. Внутренняя речь не помещается в какой-то коробочке у нас в мозгу; внутренняя речь — это способ, которым мозг создает обратную связь, свивая воедино конструирование мыслей и их восприятие. И когда эта задача выполнена, язык дает вам формат, позволяющий объединять идеи в организованную структуру.
Я не претендую на всеобъемлющую теорию внутренней трансляции и ее связи с сознательным мышлением. Деан и другие нейрофизиологи исследуют механизмы трансляции и интеграции данных, вероятно не имеющие никакого отношения к внутренней речи. И все же я полагаю, что какая-то связь тут имеется и что это одна из возможностей привлечь эфферентные копии и внутреннюю речь к объяснению специфики человеческого опыта.
Есть и другая возможность. Явление, которое издавна рассматривается в связи с сознанием, — мышление высшего порядка, то есть мышление о мышлении[169]. Оно подразумевает возможность отстраниться от текущего переживания и сформулировать мысль о нем, например: «Почему у меня на душе так скверно?» — или: «Я и не заметил эту машину». Мышление высшего порядка давно пытаются вписать в теории субъективности и сознания, но его конкретная роль вызывает разногласия. Иные утверждают, что без мышления высшего порядка вообще невозможна субъективность как таковая. Поскольку у большинства животных оно почти наверняка отсутствует, отсюда вытекает крайний вариант позиции, которую я выше назвал «теорией позднего пришествия» субъективности. Альтернативная возможность состоит в том, что мышление высшего порядка — одна из сложных особенностей человеческой жизни, которая преобразила наш субъективный опыт, но не породила его.
Мне ближе последний вариант. Я не могу согласиться с мнением, будто мышление высшего порядка и есть тот шаг, на котором совершается качественный скачок к специфически человеческому опыту. Это лишь один кусочек мозаики, хотя, возможно, и самый важный. Едва ли не самые наглядные из всех форм сознательного мышления — те случаи, когда мы сосредотачиваем внимание на наших собственных мыслительных процессах, рефлексируем о них и переживаем их как наши собственные. Мы можем наблюдать за нашими собственными внутренними состояниями, не формулируя мысли в словах, но бывают и неоспоримые случаи работы сознания, когда внутренняя речь явственна: «Почему я так подумал?» — или: «Почему я так себя чувствую?». Мы часто подвергаем наш внутренний настрой рефлексии, формулируя у себя в голове вопросы, комментарии, побудительные реплики, и это не праздная болтовня и не развлечение — это помогает нам справляться с задачами, с которыми иначе мы могли бы и не справиться.
Круг замыкается
Неизвестно, когда возник человеческий язык — может быть, полмиллиона лет назад, может быть, позже, — и о том, как он развился из более простых форм коммуникации, не утихают споры[170]. Так или иначе, он возник, и его возникновение изменило ход человеческой эволюции. Каким-то образом, о котором в настоящее время можно только догадываться, речь стала также и внутренней — она включилась в механику нашего мышления. Интернализация речи — преобразование по Выготскому — стала также важнейшим эволюционным событием. Это вторая великая интернализация, о которой пойдет речь в моей книге. Первая, произошедшая на много миллионов лет раньше, обсуждалась в главе 2. Тогда, на заре эволюции животных, клетки, у которых появились средства восприятия и коммуникации для того, чтобы взаимодействовать друг с другом, приспособили эти средства для новых целей. Сигнальные связи между клетками послужили образованию многоклеточных животных, и некоторые из этих животных приобрели новый механизм управления — нервную систему.
Нервная система возникла вследствие интернализации ощущений и сигналов, а второй стала интернализация языка как орудия мышления. В обоих случаях средство коммуникации между организмами стало средством коммуникации внутри организма. Эти два события стали вехами когнитивной эволюции на ее пути: одна отмечает ее зарю, вторая — позднейшие времена. Вторая веха находится не в «конце» эволюционного процесса, но лишь в конце того отрезка процесса, который известен нам на данный момент.
В других отношениях эти две интернализации различаются. В ходе эволюции нервной системы коммуникация стала из внешней внутренней, когда организмы стали крупнее — когда границы организма расширились, вобрав существа, прежде отдельные. Когда внутренней стала речь, границы организма остались прежними, но внутри них был проложен новый маршрут.
Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.
Нильс Бор — одна из ключевых фигур квантовой революции, охватившей науку в XX веке. Его модель атома предполагала трансформацию пределов знания, она вытеснила механистическую модель классической физики. Этот выдающийся сторонник новой теории защищал ее самые глубокие физические и философские следствия от скептиков вроде Альберта Эйнштейна. Он превратил родной Копенгаген в мировой центр теоретической физики, хотя с приходом к власти нацистов был вынужден покинуть Данию и обосноваться в США. В конце войны Бор активно выступал за разоружение, за интернационализацию науки и мирное использование ядерной энергии.
Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.
«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.
Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.
Эта книга – синтез эволюционных идей. И тех, которыми могут гордиться ученые XIX века, в том числе Чарлз Дарвин, и тех, что были изложены в современности исследователями общества и культуры. Автор дает подробный и беспримерный по детализации обзор естественнонаучных и религиозных представлений, которые господствовали в просвещенном мире до того, как теория Дарвина заняла свое место в научной картине. Он также описывает драматичные сдвиги, имевшие место в период становления нового мировоззрения, и всесторонне анализирует его влияние на то, как мы рассуждаем сегодня. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
В. С. Рамачандран — всемирно известный невролог, психолог, доктор медицины, доктор философии, директор Исследовательского центра высшей нервной деятельности, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Диего. В своей книге «Фантомы мозга» автор рассказывает, как работа с пациентами, страдающими неврологическими нарушениями причудливого характера, позволила ему увидеть в новом свете архитектуру нашего мозга и ответить на многие вопросы: кто мы такие, как конструируем образ своего тела, почему смеемся и огорчаемся, как мы обманываем сами себя и мечтаем, что толкает нас философствовать, учиться, творить…