Чужие миры. В двух книгах. Книга 1 - [26]

— Входи, чужестранец. Ты спас жизнь двум нашим соплеменникам, рискуя при этом своей собственной. Ты уважал наши законы и обычаи. Ты отдавал свою часть добычи деревенским женщинам и детям. Садись здесь!

Он указал на место между двумя вождями. Кильно поклонился и вышел на платформу перед дверью, встав там на часах. Между двумя рядами, на вымощенном камнем настиле, разводили костер; и Тераи с интересом заметил, что жрец получает огонь посредством трения одной деревянной палочки о другую, тогда как в повседневной жизни умбуру пользовались огнивом, сделанным из кремня и железного колчедана. В этот огонь набросали сухих листьев, и помещение быстро заволокло густым дымом, ароматическим и отравляющим. Тераи вдруг почувствовал, что ничего уже не соображает, перед его закрывшимися глазами начали проплывать один за другим красочные пляжи, которые мало-помалу сменялись фантастическими, невероятно яркими образами. Он снова пережил, словно в каком-то калейдоскопе, свои приключения на Офире II, более отдаленные земные воспоминания, другие, из прошедшего на Островах раннего детства; затем образы сделались бессвязными, абсурдными. Где-то глубоко в нем та часть сознания, что еще была способна мыслить здраво, волновалась, спрашивая себя, не является ли этот галлюциногенный дым смертельным ядом для его организма. Его заложенные уши едва улавливали, словно во сне, далекое заклинание, сходившее с губ его спутников. Он не смог бы даже примерно сказать, сколько времени длилась эта церемония. Когда он вдруг резко пробудился, после того как его обдуло мощным потоком холодного воздуха, то увидел, что находится один в Священном Доме вместе с самым старым из жрецов и уже опустились сумерки. Пошатываясь, он попытался было встать, но умбуру жестом удержал его.

— Твоя душа говорила во время транса, но говорила она на твоем языке, и потому я не знаю, что ты сказал. Но это знают боги! Твое тело не сотрясали судороги, а значит, душа твоя чиста, и ты можешь вступить в нашу общину. Поднимись и ступай, умбуру! Так как отныне ты — такой же умбуру, как если бы вышел из живота одной из наших женщин!

Погруженный в раздумье, Тераи спустился по лестнице. Внизу, с пятью другими воинами, его ждал Кильно.

— Теперь ты — один из нас, Тераи. Пойдем, это нужно отметить!

В последующие дни он заметил, что туземцы приняли его «официальное», так сказать, включение в состав племени более чем всерьез. Раньше он полагал, что уже влился в жизнь умбуру, но теперь осознал, как же сильно на сей счет заблуждался. Отныне, когда он подсаживался к костру, будь то на центральной деревенской площади или же у одной из хибар, никто уже не переводил разговор на такие безобидные темы, как охота или рыбалка. Он услышал, как говорят о проблемах деревни, соперничестве между вождями, возможной войне с проживающим по ту сторону Ируандики племенем ихамбэ. Его теперь называли «Тераи-Икото», что означало «приемыш», но без того несколько уничижительного оттенка, который придают этому понятию на Земле. Среди всей этой информации наиболее интересной для него была та, которая касалась ихамбэ, так как он помнил, как Игрищев говорил, что именно ихамбэ являются ключом к этой части северного континента, а никак не умбуру, лишь одна немногочисленная ветвь которых продвинулась когда-то столь далеко на запад. Основная часть племени умбуру по-прежнему проживала примерно в четырехстах километрах к востоку от Порт-Металла. Как-то вечером, когда они сидели перед костром у его хижины, он сказал об этом Кильно.

— Вскоре мне придется покинуть вас, брат, и пересечь реку.

— Не делай этого, Тераи-Икото! Среди этих пуши тебя не ждет ничего хорошего!

— Почему вы их так ненавидите? Я слышал, они не слишком сильно от вас отличаются, у них почти тот же язык и обычаи, и…

Кильно плюнул в огонь.

— Да, много лун тому назад умбуру и ихамбэ были братьями — еще там, вдалеке, где восходит солнце. Но они последовали за мнимым пророком Уту на запад, и с тех пор между нами пролилось немало крови!

— Но вы же тоже ушли на восток!

— Позднее, и по другим причинам! Нас-то никто не изгонял!

— И что проповедовал этот мнимый пророк?

— Что не боги стоят у истоков всего, но что существуют силы природы, которые можно подчинить себе и использовать. И что когда луны исчезают, это происходит не потому, что боги прячут их забавы ради, но потому, что что-то проходит между богом-солнцем и ними, закрывая их своей тенью…

Интересно, подумал Тераи, но вслух сказал:

— Ты-то это откуда знаешь?

— Мой старший брат Оито — жрец, он-то мне и объяснил.

— Когда жил этот пророк?

— Двадцать поколений тому назад. А ты что об этом думаешь, брат, ты, о котором говорят, что он сошел с неба?

— В том, что касается лун, боюсь, Уту был прав!

Настал день, который Тераи назначил себе для переправы через Ируандику. Никто из умбуру не пожелал сопровождать его — все они были уверены, что назад уже не вернутся. Кильно и Оэтаа прошли с ним до причала, у которого стояла его пирога.

— В последний раз умоляю тебя, Тераи-Икото, не пересекать эту реку! Дождись весны, и мы вместе отправимся охотиться на этих пуши-ихамбэ!