Чужие миры. В двух книгах. Книга 1 - [28]

— Шестеро охотников против одного безоружного человека — презрительно проговорил Тераи — Так вот оно каково — пресловутое мужество ихамбэ, которое признают даже умбуру! Я проплывал по реке, увидел вашу тщетную борьбу с этой гадиной, сокрушил ее моим смертоносным оружием, спасая тем самым вашего товарища, а вы теперь хотите меня убить? Так вот, значит, какова она — благодарность ихамбэ?

— Ты — умбуру — продолжал стоять на своем Ээнко.

— Ты когда-нибудь видел такого умбуру, как я? Умбуру, которого сопровождал бы понимающий речь н’губу?

— Нет — признал воин — Но ты говоришь, как умбуру!

— Позвольте мне пожить среди вас, и вскоре я заговорю еще и на прекрасном ихамбэ! Я вообще говорю на нескольких языках!

Лео испустил мягкий рык — пожилой туземец пытался подняться.

— Позволь ему, Лео!

И Тераи направился к старику, протянул ему руку. Встав на ноги, пострадавший повернулся к тому из воинов, который говорил с Тераи.

— Довольно, Ээнко! Этот человек — не умбуру! Он спас меня, и я, Охеми, ваш вождь и твой отец, окажу ему все гостеприимство ихамбэ!

Деревня ихамбэ сильно отличалась от поселения умбуру. Ее составляли не деревянные домики, но одни лишь шатры из выделанных шкур (аналогичные тем, в которых некогда проживали индейцы североамериканских прерий), служившие обиталищем в теплое время года. Зимой ихамбэ жили в обустроенных пещерах, коими был изрыт известковый утес на восточном берегу небольшого правого притока Ируандики, на которой и стояла деревня. На первый взгляд, именно поэтому ихамбэ казались менее продвинутыми в материальном плане, чем их враги, по крайней мере, в том, что касалось жилищ. Что до остальной «материальной» цивилизации, то уровень был вполне сопоставимый: оружие из тщательно обработанного камня и твердого дерева, каменные же инструменты. Их луки были рефлекторного типа, с двойным изгибом, меньших размеров, более легкие, но одновременно и более мощные, чем луки умбуру. Тераи быстро выучил их язык, действительно очень похожий на тот, на котором разговаривали на другом берегу реки. Верований, правда, они придерживались немного иных. Боги у них были еще более непонятные, чем у умбуру, за исключением Антафаруто, бога смерти (Антифорато — у умбуру), но их магические обряды показались Тераи более сложными и развитыми. Они верили в некую упорядоченность природы, на которую мог влиять тот, кто знал слова и жесты, необходимые для воздействия на дух воды, огня, ветра или земли.

Сначала подозрительные и даже враждебные — потребовалась вся власть Охеми, парочка демонстраций силы Тераи и присутствие Лео — ихамбэ постепенно привыкли к нахождения геолога среди них, но в течение нескольких месяцев ему приходилось общаться лишь с самим вождем, его старшим сыном Ээнко и сестрой последнего, красавицей Лаэле, которая в первые же дни сдружилась с Тераи и принялась обучать его языку.

Лаэле была высокой и прелестной девушкой лет семнадцати, которая выглядела бы совсем как земная женщина, если бы не слишком мелкие зубы, часто обнажавшиеся в улыбке. Ко всему новому и неизведанному она испытывала буквально-таки ненасытное любопытство, над которым часто подтрунивал ее брат и за которое ее порой порицал отец. Как только Тераи стал способен поддерживать мало-мальски содержательный разговор, она засыпала его вопросами о нем самом, о Лео, о его путешествиях, об умбуру (эти последние вопросы вызвали крайнее раздражение у Охеми), о Земле и о звездах. Она быстро завоевала доверие Лео, который с видом несказанного удовольствия позволял ей почесывать себя за ушами — к величайшему удивлению Тераи, которому было прекрасно известно, до какой степени его лев независим и недоверчив. Ни Кильно, ни Оэтаа приручить Лео так и не удалось.

Мало-помалу Тераи вписался в жизнь племени, как это чуть раньше произошло и у умбуру. Благодаря его физической силе, его достоинствам охотника, его ужасному оружию, наконец тому престижу, который придавало ему присутствие Лео, недоверчивость к нему ихамбэ постепенно рассеялась, уступив место сначала обычному признанию, затем все более и более тесным узам дружбы с различными воинами. Перелом в этих отношениях произошел спустя полгода после его прибытия.

Он сидел на скале, разговаривая с Лаэле и еще несколькими юношами и девушками. Уже стемнело, большой костер полыхал в центре образованного шатрами туземцев круга. Минутами десятью ранее их покинул Ээнко, отправившийся на совет вождей, собравшихся в одной из пещер. Тераи рассказывал о своих приключениях на Офире II, приводя в неописуемое восхищение слушателей, которым трудно было представить, что существуют и другие миры помимо того, что находится здесь, под их ногами. Тихий, словно тень, в свете огня возник какой-то охотник.

— Тераи, Совет желает тебя видеть — сказал он.

Немало озадаченный, геолог поднялся на ноги. Уж не означает ли это, что сейчас он будет принят окончательно и бесповоротно? Или же… Впрочем, что гадать? Сейчас будет видно! Охотник довел его до входа в самую северную из пещер.

— Входи — сказал он — Я должен остаться здесь.

Тераи вошел. Пещера оказалась небольшой и темной — обычным узким проходом, в котором ему, широкоплечему мужчине, приходилось держаться бочком. Он взял факел, вставленный в одну из щелей, зажег его и двинулся вперед. Пройдя с полсотни шагов, он увидел перед собой слабый свет, затем грот внезапно расширился в зал с низким потолком, шириной метров в десять, не больше. Охеми, Ээнко и шестеро других вождей сидели кружком на песке у небольшого костра, дым от которого выходил через расселину в потолке.