Чужеземка - [75]
— Это так всегда с сердцем? So… dumm?
Доктор из «Скорой помощи», молодой и, видно, еще совсем неопытный, покраснел до корней волос:
— Я сделал вам два укола, сейчас заснете, завтра начнем лечиться — через неделю вы будете на ногах!
Его оптимистические заверения не встретили ни малейшего отклика, ни страха, ни облегчения не выразил Розин взгляд. То, что она перед собой видела, было, должно быть, важнее смерти.
Она слегка повернула голову.
— Поближе, пожалуйста.
Доктор подскочил к постели.
— Что? Попить? Несколько капель можно.
— Нет.
Она подняла веки. Показались глаза, застывшие, суровые.
— Вы слышали концерт D-dur Брамса?
Молодой человек издал неопределенный звук. Тогда Роза медленно перевела глаза в сторону Марты. Нашла. Приказала:
— Объясни ему.
Молчание. Роза сглотнула слюну, пошевелила губами, видимо, удивляясь. Затем проговорила:
— Надо послушать. Я снова слушала… сегодня вечером. И теперь я человек. Теперь я могу… сыграть это.
Доктор хрустнул пальцами и, схватив свой чемоданчик, бросился к выходу, на пороге он приостановился:
— Пожалуйста, следите за пульсом. На случай, если начнет слабеть, — мой телефон в телефонной книжке. Я живу в трех домах отсюда.
Марта передвинула руку к Розиному запястью: пульс был ровный, хотя и медленный, как стук молотка. Роза дремала.
Вошли Владик с Ядвигой. Он — бледный, со вздрагивающими ноздрями, брови вздернуты чуть не до волос, она — сдержанная, строгая.
Никто ни о чем не спрашивал. Владик рухнул в кресло в глубине комнаты, опустил голову на руки. Павел, повернувшись спиной, стоял у окна. Марта считала: «Раз, два, три… девять… пятнадцать…». Удары — словно тяжелые шаги. Марте казалось, что это сама Роза с огромным усилием идет вперед. «Девятнадцать, двадцать…» Свой трудный час мать отсчитывала ударами пульса.
Ядвига открыла форточку, укутала больную одеялом. Кто-то кашлянул, раз, другой. Все вздрогнули, стали переглядываться. Кашляла Роза.
— Закройте форточку! Она, видно, простудилась!
Марта отпустила Розину руку. Семейство в испуге толпилось около больной. Ядвига всех отстранила.
— Пусть Павел принесет из кухни воды и лимон. Владик, разотри матери ноги. Марта, подай, пожалуйста, нашатырный спирт.
Отошли, каждому пришлось сделать усилие, чтобы понять, о чем идет речь. Наконец Владик, став в изножии кровати, начал энергично массировать Розе ступни. Марта подала пузырек, затем хотела снова проверить пульс — руки на прежнем месте не было. Обе лежали рядышком на одеяле, свернутые, как засохшие листья. Роза из-под опущенных век подозрительно разглядывала их. Вдруг послышалось:
— Почему синие ногти? Почему?
И тут Марта опустилась на пол. Голос, которым Роза произнесла эти слова, — низкий, грубый, — буквально пригнул ее к земле. Однако она не отрывала взгляда от Розиных губ. Роза не сразу смогла заговорить. Ее голос, всегда такой гибкий, звонкий, вдруг словно увяз в трясине. Роза шевелила губами, искала… удивленная, пыталась проникнуть в глубину своей немоты. Наконец ей удалось извлечь из себя звук. Когда прозвучало это ужасное «по-че-му?», на ее лице выразилось торжество. Не страх и не возмущение, которые должны были бы содержаться в этом вопросе, а только торжество победы над заартачившимся голосом.
— Ах, ах, — простонал Владик. Оба, Владик и Марта, закрыли глаза руками. Явился Павел со стаканом лимонада. Ядвига велела ему взять больную под мышки и немного поднять ее кверху. На висках у него вздулись толстые жилы, когда он это делал. Роза уже не могла ему помочь. Только поглядела: кто это так безжалостно дергает ее, кто насилует… Узнав Павла, она перестала торжествовать, испугалась — только теперь. И грубый чужой голос умолк.
Все вздохнули с облегчением. Марта налила в ложечку лимонада и приблизила ее к опухшим губам. Губы не открывались, сопротивлялись. Ложечка упала, кто-то крикнул: «Боже!» Снова все столпились у кровати. Ядвига лихорадочно зашептала:
— Пульс, пульс, как там пульс…
Вчетвером они ухватились за Розины руки… и тут же отпустили их на одеяло. Пульс уже не бился маршевым ритмом, под кожей едва трепетало нечто неуловимое. Роза раскашлялась. Все четверо в панике ринулись к телефону. В прихожей они опомнились, вернулись в комнату, у телефона осталась одна Марта. Доктор ответил сразу:
— Слушаю.
— Доктор, пульс слабеет…
— Кашель есть?
— Ах, кашляет, кашляет…
— Выхожу.
Марта бросила трубку. На пороге она остановилась, — лицо матери потрясло ее. Роза, полулежа на высоких подушках, смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Нездешний мир отражался в этих глазах. Пытаясь его обнять во всем его диком величии, они раскрывались все шире, шире… Марта, холодея под этим отрешенным взглядом, подошла, стала на колени, обеими руками обхватила большое теплое тело, родившее ее на свет, и прижалась к нему головой.
В груди Розы тихонько журчал родник. Легкое, звенящее журчание, — вот они, те волны, которые текут из невидимого в неведомое, волны, которые Марта слышала, вернувшись из кино. В Розиной груди был источник этих волн.
— Мама, моя мама, — расплакалась Марта. Журчанье стихло. Одновременно сверху, из губ сомкнувшихся, казалось, навсегда, долетело чуть слышно:
Творчество Марии Кунцевич — заметное явление в польской «женской» прозе 1930-1960-х гг.Роман «Тристан 1946» написан в 1967 году уже зрелым мастером. В нем по-прежнему сильны романтические мотивы, а сюжет восходит к древней легенде о Тристане и Изольде, хотя события разворачиваются в послевоенной Англии и все действующие лица — наши современники.«Тристан 1946» — роман, задуманный в годы эмиграции, — своеобразная интерпретация древней легенды, миф в современных одеждах. История любви польского «Тристана» и ирландки «Изольды», лежащая в основе повести, по накалу страстей не уступает средневековому первоисточнику.
очерк о деревенском умельце-самоучке Луке Окинфовиче Ощепкове.
Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.
Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Книга знакомит читателя с творчеством известной американской писательницы Уиллы Кэсер (1873–1947). Роман «Моя Антония» (1918) рассказывает о жизни поселенцев-иммигрантов, осваивающих земли американского Запада, а впервые публикуемый на русском языке роман «Погибшая леди» (1923) посвящен поколению строителей первой на Западе железной дороги. Оба произведения — это, по сути, мастерски сделанные романы-портреты: два женских образа, две судьбы.
Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.
Роман американской писательницы Эдны Фербер (1887–1968) «Плавучий театр» (1926) — это история трех поколений актеров. Жизнь и работа в плавучем театре полна неожиданностей и приключений — судьба героев переменчива и драматична. Театр жизни оказывается увлекательнее сценического представления…
Первый роман А. Вербицкой, принесший ей известность. Любовный многоугольник в жизни главного героя А. Тобольцева выводит на страницы романа целую галерею женщин. Различные жизненные идеалы, темпераменты героев делают роман интересным для широкого круга читателей, а узнаваемые исторические ситуации — любопытным для специалистов.