Чужестранка - [277]

В часовне стоял небольшой столик, накрытый полотном. Там стояла чаша со святой водой, рядом лежали Библия и другие духовные сочинения. Я встала, подошла к столику и взяла Библию, затем села обратно и положила книгу перед собой на пюпитр. Я не первая в минуты сомнений и беспокойства обращалась к этому великому путеводителю. Света свечей хватало для чтения, я стала осторожно переворачивать тонкие страницы и вчитываться в ровные напечатанные строки.

Двадцать первый псалом[48]…

«Я же червь, а не человек… Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей»[49].

Что ж, вполне профессиональный диагноз, слегка нетерпеливо подумала я, но где же совет, как справиться с недугом?

«Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне. Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою»[50].

Хм-м.

Я открыла «Книгу Иова», которую так любил Джейми. Должен же был отыскаться полезный совет…

«Но плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает»[51].

Пожалуй, да, подумала я и перелистнула еще несколько страниц.

«И ныне изливается душа моя во мне; дни скорби объяли меня. Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя»[52].

Так оно и есть, но что с того? Ага, вот и ободрительное:

«Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямой путь его, – Бог умилосердится над ним и скажет: освободи его от могилы; Я нашел умилостивление. Тогда тело его сделается свежее, нежели в молодости; он возвратится к дням юности своей»[53].

Что же это за умилостивление такое, как и чем можно выкупить душу человеческую, как избавить моего любимого от псов?

Я закрыла книгу и смежила веки. Прочитанные слова путались в голове, переплетались с моими неотступными мыслями. Когда я назвала вслух имя Джейми, меня вновь объяла великая печаль. Тем не менее когда я многократно затем повторила: «Боже мой, в руки твои предаю душу раба твоего Джеймса», мне стало существенно легче.

Неожиданно я подумала: возможно, Джейми лучше умереть? Он же сам говорил, что хочет смерти. При этом я совершенно определенно понимала, что если, как он требует, оставлю его, то очень скоро он погибнет: или умрет от последствий пыток и болезни, или погибнет на виселице, или будет убит в бою. И мне было совершенно точно известно, что сам он знает это, как и я. Следует ли мне поступать так, как велит мой муж? Ни черта, сказала я себе. Ни черта, повторила я, обратив лицо к сверкающему золотом алтарю.

Не сразу, но у меня появилось вполне определенное ощущение, что в мои руки вложили какой-то невидимый предмет. Прекрасный, как опал, гладкий, как нефрит, тяжелый, как речная галька, и хрупкий, как птичье яйцо. Не дар, но залог. О нем нужно изо всех сил заботиться и бережно хранить. Мне показалось, что из ниоткуда появились эти слова и затем пропали в темноте под куполом.

Я еще раз преклонила колени, встала и покинула часовню, ни на секунду не сомневаясь, что в миг, когда по воле вечности замерло время, я получила ответ, – но что он значит, совершенно не понимала. Мне было известно только одно: тот невидимый предмет, что я держала в руках, был душа человеческая. Моя или чужая – я не знала.

Когда я на следующее утро проснулась как обычно и услышала от монаха-прислужника, оказавшегося у моей кровати, что у Джейми жар, то не сочла это откликом на свою ночную молитву.

– Как долго он уже в таком состоянии? – спросила я, привычным жестом прикладывая руку ко лбу Джейми, трогая затылок, подмышку, пах.

Ни капли пота, только сухая блестящая кожа, от которой пышет огнем. Джейми не спал, но его сознание было спутано. Источник лихорадочного состояния был абсолютно ясен: искалеченная рука распухла, от мокрых бинтов исходил тяжелый гнилостный запах. Темно-багровые полосы угрожающе шли от запястья к плечу. Сепсис. Ужасная гнойная инфекция, ставящая под угрозу жизнь.

– Я заглянул к нему после утренней литургии и обнаружил в таком состоянии, – рассказывал прислужник, поднявший меня с постели. – Я дал ему воды, но сразу после рассвета у него открылась рвота.

– Нужно было без промедления меня разбудить, – заметила я. – Впрочем, сейчас это уже не важно. Как можно скорее принесите мне горячей воды, малинового листа и приведите брата Полидора.

Монах сразу отправился выполнять поручение, уверив, что принесет и завтрак для меня, но я лишь отмахнулась от сказанного и схватила кувшин с водой.

До появления брата Полидора я попыталась напоить Джейми холодной водой; не добившись успеха, пришлось заменить питье мокрым холодным обертыванием: я намочила простыни и осторожно положила их на воспаленную кожу. В то же время я опустила пораженную инфекцией руку в кипяченую воду, остудив ее до такой температуры, чтобы не устроить ожог. В отсутствие сульфаниламидов и антибиотиков единственным средством борьбы с бактериальным поражением становится тепло. Тело больного потому и пылает жаром, что борется с заражением, но жар сам по себе очень опасен для организма, поскольку уничтожает мышцы и разрушает нервные клетки, в том числе клетки мозга. Идея заключается в том, чтобы нагреть для борьбы с инфекцией пораженное место, а прочие части организма держать в холоде и снабжать достаточным для него количеством воды. Одним словом, одновременно решать три плохо совместимые задачи, дьявол их побери.