Чужестранка - [279]

Причастие совершилось быстро и необыкновенно аккуратно: всего лишь легкое прикосновение большого пальца настоятеля.

«Магия и суеверия», – сообщила рациональная часть меня, таившаяся где-то внутри, однако любовь, которую выражали лица молившихся монахов, меня чрезвычайно тронула.

Джейми вновь открыл глаза – очень спокойные; впервые после того, как мы покинули Лаллиброх, я увидела у него такое мирное выражение лица.

Завершила церемонию короткая молитва на латыни. После нее настоятель возложил на голову Джейми руку и произнес по-английски:

– Господи, в руки Твои предаю душу раба Твоего Джеймса. Молим Тебя об исцелении, если на то есть Твоя воля, и об укреплении его души, дабы со смирением познала она мир Твой в вечности.

– Аминь, – отозвались и монахи, и я.

С наступлением темноты больной вновь впал в сумеречное состояние сознания. Силы Джейми таяли; мы могли лишь поддерживать их маленькими порциями воды. Губы у него пересохли и потрескались, говорить он не мог, но если его встряхивали, открывал глаза. Он нас не узнавал; глаза застывали, затем медленно закрывались, и он со стоном отворачивался.

Я стояла у кровати и смотрела на Джейми, так измученная бедами прошедшего дня, что не чувствовала больше ничего, кроме тупого отчаяния. Брат Полидор, осторожно коснувшись моей руки, вывел меня из ступора.

– Вы больше ничего не можете для него сделать, – сказал он и увел меня от кровати. – Вам надо пойти и отдохнуть.

– Но… – начала я и тут же замолчала.

Он был прав. Мы совершили все, что могли. Теперь либо отступит лихорадка, либо Джейми умрет. Даже самый сильный организм не может выдержать разрушительное воздействие такого жара больше двух дней, а у организма Джейми почти не осталось сил, чтобы сопротивляться.

– Я побуду с ним, – сказал Полидор. – Идите и ложитесь. Я позову вас, если…

Он не договорил и махнул рукой на дверь.

Я не спала: лежала на постели, уставившись в потолок. Глаза были сухими и горели, горло болело, словно и у меня самой начиналась лихорадка. Может, в этом и заключался ответ на мою молитву: умереть вместе?

В конце концов я встала, взяла со столика у двери кувшин и таз. Поставила в центре комнаты на пол тяжелую глиняную миску и осторожно наполнила ее водой до краев.

По дороге в свою комнату я заходила в кладовую брата Амброза. Я раскрыла пакетики с травами и высыпала содержимое в свою жаровню; от красных углей поднялся аромат горящих миртовых листьев, а кусочки коры камфарного лавра загорелись голубыми огоньками.

Я поставила свечу в подсвечнике рядом с моим водяным зеркалом и уселась на пол – вызывать духа.

Каменный коридор был холодный и темный, освещенный масляными лампами, которые висели у потолка. Когда я проходила под лампой, моя тень пряталась под ногами, а затем постепенно росла.

Невзирая на холод, я была боса, в одной сорочке из грубого полотна. Сорочка хранила тепло тела, но от каменного пола по ногам поднимался ледяной холод.

Я коротко постучалась в дверь и отворила ее, не дожидаясь ответа. Возле кровати Джейми сидел брат Роджер и, опустив голову, молитвенно перебирал четки. При моем появлении он поднял взгляд, но ответил, лишь когда довершил молитву. Он подошел ко мне у двери и очень тихим голосом заговорил; впрочем, он мог даже кричать, нисколько не боясь побеспокоить недвижимое тело на постели.

– Без перемен. Я только что налил свежей воды в сосуд, в который опущена рука.

Я кивнула и благодарно дотронулась до его руки; после видений последнего часа рука брата Роджера показалась мне такой живой, такой теплой, такой надежной.

– Если не возражаете, я хотела бы остаться с ним наедине.

– Конечно. Я пойду в часовню… или останусь где-то поблизости на случай, если…

– Нет.

Я постаралась как можно увереннее улыбнуться.

– Идите в часовню. Или, еще лучше, идите спать. Я не могу уснуть и буду здесь до утра. Если мне понадобится помощь, я пошлю за вами.

Он, по-прежнему пребывая в сомнении, посмотрел на Джейми. Но час был поздний, а брат Роджер устал – под добрыми карими глазами пролегли темные тени.

Тяжелая дверь скрипнула – и я осталась одна с Джейми. Одна, испуганная, в огромных сомнениях относительно того, что намеревалась предпринять.

Я постояла в ногах кровати. Комнату слабо освещал свет от жаровни и двух больших, фута в три, свечей, стоявших в углу на столике. Джейми лежал обнаженный, и слабый свет резко выделял впадины исхудалого тела. Радужные синяки расцветили кожу, как плесень.

Я вытащила руку из складок сорочки и положила на стол предметы, взятые из хранилища брата Амброза в ходе моего тайного визита. Флакон с нашатырным спиртом. Пакетик сушеной лаванды. Пакет корня валерианы. Маленькая металлическая ладанка в форме распустившегося цветка. Два шарика опия. Нож.

За моей спиной у меня раздался тихий стон. Прекрасно. Похоже, Джейми не вполне без сознания. Я взяла ладанку, закрепила на остром выступе шарик опия и подожгла его от огонька свечи. Поставила возле постели, поближе к голове Джейми, стараясь не вдыхать ядовитые пары. Времени было мало. Нужно поскорее закончить приготовления, иначе опий так одурманит Джейми, что мне его не удастся поднять на ноги.