Чужая весна - [4]

Отблеск розовато-смуглый

На полу играет.

В окна сумрак входит ранний

С тишиной, уютом.

Мерно маятник чеканит

Беглые минуты.

От горячей печки томно,

Разгорелись щеки.

…Друг мой, помнишь ли, как помню,

Свет и жар далекий?..

«Отвечаю ему негромко я…»

Отвечаю ему негромко я

И пугаюсь теперь наших встреч.

Мое счастье такое ломкое,

Что, я знаю, его не сберечь.

Прячу в сердце мечты и улыбки я

И стараюсь себя превозмочь.

Мое счастье, как тени зыбкие,

Что бросает белая ночь.

Можно ль стать мне еще смиреннее?

Что в себе я еще подавлю?

Не смотрю я на небо весеннее

И ему не шепчу: люблю.

Только знаю. Придет он, наклонится,

От лица отведет ладонь —

И опять до утра бессонница,

И опять на душе огонь.

«Сказать ему: — ты измучил!..»

Сказать ему: — ты измучил!

Будет так мало.

Может быть, это и лучше,

Что я ничего не сказала.

Дала целовать свои руки,

Смотрела и улыбалась.

Стерплю и горечь, и муки,

Только не жалость.

А день уже падал к ночи,

Последний день, небывалый.

Завтра скажу я устало:

— Праздник окончен.

«…И тихо подошел последний вечер…»

…И тихо подошел последний вечер.

Старинные часы пробили шесть,

Взметнули трепетное пламя свечи,

И звезды в окна кинули мне весть.

Безмолвный вечер стал у белой двери.

Упала длительная тишина.

А сердце жадное мое не верит,

Что грань предельная уже видна.

Ах, Тот, кто сотворил цветы и звезды,

Озолотил сияньем солнца даль,

Другим все солнечное счастье роздал

И мне оставил темную печаль.

Часы стучат, как сердце, неуемно,

И гулкий маятник все близит срок.

А в глубине пустых вечерних комнат

Разлуки тень ложится на порог.

«Чуть золотится лампада…»

Чуть золотится лампада,

Лучика тянется нить.

Знаешь, мне больше не надо

Бога о счастье просить.

Ночью вчера не спала я

После молитвы моей.

Вдруг чья-то тень голубая

Вышла из лунных дверей.

Ангел мой тихий и верный,

Взявший молитву мою,

С мукой моею безмерной

Только что был в раю.

Ангел вернулся не светел

С тяжкой моею мольбой.

Бог ему грустно ответил:

— Отдано счастье другой.

«Когда лицо мое застынет…»

Когда лицо мое застынет

В улыбке мертвой навсегда,

В окно, сквозь занавеси кинет

Свой тонкий луч моя звезда.

И за конец лучистой нити

Тихонько взявшись, я уйду.

— Стихи надгробные, звените

В лиловом ладана чаду.

Освобожденная, я сброшу

С себя томительную плоть,

Как опостылевшую ношу,

Что не могла я побороть.

И обреченная скитаньям,

Я уж далеко отлечу,

Когда зажгут с глухим рыданьем

Над мертвой первую свечу.

«Бесцветная канва грядущих дней…»

Бесцветная канва грядущих дней

Еще не вышита цветным узором.

Не угадать земным бессильным взором,

Что зацветет таинственно на ней.

Но знаю: будет день и сон медвяный,

И радуга неведомых цветов,

И будет ночь, тягучий ход часов

И черный луч из бездны безымянной.

Так жизнь сойдет до устья, до конца.

Так было, есть. Таков закон возврата.

Над темною землей — то кровь заката,

То золото рассветного венца.

«Я сердце закрыла на семь замков…»

Я сердце закрыла на семь замков,

А ключи уронила в воду.

И пошла на чей-то неведомый зов,

Прославляя свою свободу.

Я сердцу велела: отныне молчи.

Я забыла запретную сказку.

Но кто-то сказал мне: — нашел я ключи…

И вынул заветную связку.

Я закрыла глаза. То был долгий миг.

Холодели покорные руки.

Так неслышно, так нежно мне в сердце проник

И раскрыл его снова для муки.

«Мой нежный друг со мной, влюбленной…»

Мой нежный друг со мной, влюбленной,

Так непреклонен был и строг.

Но глаз его туман зеленый

Меня истомой заволок.

Как радостно к нему приникнуть,

В томленье тихом изойти…

Но хочется порой мне крикнуть:

К чему же разные пути?

К чему рассудочные речи,

Все эти мертвые слова,

Когда так близко наши плечи,

Когда в тумане голова.

И хоть и знала я, что снова

Просить о том же мне нельзя,

Но все же я шепнула слово,

Рукою по руке скользя.

Его, как золотую рыбку,

Молила я: — дай счастья свет…

Поцеловал мою улыбку

И повторил спокойно: — нет.

«Облокотясь о милые колена…»

Облокотясь о милые колена,

Следить, как всходит, медля, чуть смутна,

За стогом хрусткого сухого сена

Тяжелая медовая луна.

Насыщен воздух сочным ароматом

Нескошенного клевера полей.

С деревни тянет дымом горьковатым.

Во ржи тягучий скрип коростелей.

…Мы сено теплое с тобой рассыплем,

Чтоб лечь среди прожженных солнцем трав,

И, лунный мед с росой мешая, выпьем

Сладчайшую из всех земных отрав.

Любовь

Любовь пришла неведомо откуда.

Смутила, опалила и ушла…

Но не забыть томительного чуда,

Касаний огненных ее крыла.

Неосязаемую позолоту

На всем оставил крыльев жарких взмах.

В руках — ответная тоска по взлету,

И отблески зарниц дрожат в глазах.

А из груди, где зной и пенье крови,

Со дна души, что вдунул в тело Бог,

К губам, полураскрытым в жадном зове,

Восходит медленно глубокий вздох.

Наваждение

Ворожи, знахарь, ворожи,

Наводи свою темную чару.

Ненароком мне предложи

Из травы приворотной отвару.

Одурмань чародейным вином,

Позабыть заставь про похмелье.

Только сам не хлебни тайком

Приворотного страшного зелья.

Ах, отравное это вино!

Час заклятья еще не минул,

Наваждение в полночь сильно,

Как бы сам ты, знахарь, не сгинул.

Ну, а я — не боюсь вина.

Талисман мой твоих чудесней.

Я далекому мыслью верна

И душою, и телом, и песней.

И когда крылом голубым

Робко утро об окна забьется,

Свею с глаз моих чары, как дым,

Ледяною водой из колодца.