Чужая невеста - [22]

Джек коротко взглянул на нее и опять обратился к карте. На этот раз перед ним было два листка бумаги. По второму он с трудом водил карандашом, зажав его обожженными пальцами.

Лорелей поставила рядом флягу с водой.

— Протяни руки.

Он не отвечал, и она отняла у него карандаш, положила его поверх карты и взяла за руки. Глаза его раздраженно сверкнули. Он вырвал руки.

— Я пытаюсь зарисовать то, что помню из карты.

— С этим придется подождать, сначала я промою ожоги.

— Мне не нужна нянька.

— Ерунда, — ответила она, позаимствовав у него выражение протеста. — Ну, давай же руки.

— Оставь меня! Как ты не понимаешь? Я пытаюсь восстановить план. Без него мы не сможем найти шахту Голландца.

— Далась тебе эта шахта! Обойдешься без нее.

— Не обойдусь. Я тебе говорил: золотая шахта — мой второй шанс.

Взгляд у него был такой удрученный, что сердце у нее дрогнуло.

— Ты найдешь эту шахту, Джек. С картой или без. Если кто и сможет ее найти, так это ты.

— Ты действительно в это веришь?

— Да. — Она вдруг поняла, что так оно и будет. Если шахта существует, Джек ее найдет. — Ты как-то сказал мне, что по части поиска сокровищ тебе равных нет.

— Да. Такое на меня похоже.

Она стала обмывать ему руки, поливая из фляги. Оказалось, что все не так страшно. Левая рука чуть-чуть распухла, а на правой вздулось несколько волдырей.

— Помню, ты еще говорил, что какой-то старый хрыч во Флориде пытался продать тебе металлоискатель, и ты сказал, что инстинкт Сторма лучше любого прибора.

Улыбка тронула его губы.

— Я был здорово самонадеянный в те времена.

— Сейчас тоже.

— Странно, что ты помнишь такие вещи.

Она вложила ему в руку мокрое полотенце и загнула пальцы в кулак.

— Наглая самоуверенность мужчин производит на девчонок сильное впечатление. Ты был безрассудный, отчаянный. Отчасти тем и привлек меня.

— Ты меня любила.

— Я была увлечена тобой. — Она убрала полотенце, смазала ожоги мазью и стала забинтовывать.

— И это все? Увлечена?

— Да, — солгала она. — Ты был старше, опытнее, ты возбуждал мое воображение — такое сочетание непреодолимо для девушки восемнадцати лет.

— Не возражаешь, если я проведу небольшой эксперимент? Сейчас тебе двадцать восемь...

— Какой еще эксперимент?

— Посмотрим, говорят ли в тебе только гормоны или это что-то более глубокое.

Прежде чем она сумела встать, он дернул ее за лодыжку и опрокинул себе на колени.

— Джек!

Он отнял ее руки от лица и тихо поцеловал в шею. Она хотела протестовать, но слова замерли на губах. Черная щетина небритых щек колола чувствительную кожу, разжигая огонь в крови.

Лорелей пылала. Его руки жгли ей тело. Она ощущала твердый предмет, вдавившийся в нее, и между бедер возникла предательская боль.

— Лорелей, давай займемся любовью, — коварно шепнул он. — Ты же хочешь.

— Секс ничего не изменит, Джек. Хотеть тебя — не значит любить.

— Ты меня любишь.

— Я люблю Герберта.

Сверля ее потемневшими от злости и боли глазами, он заявил:

— Я тебе докажу, что ты лжешь. — Вкрадчивый тон делал его угрозу еще опаснее. — Как только я войду в тебя, ты забудешь даже имя Герберта.

Кровь ее забурлила, но, стараясь сдерживать голос, она сказала:

— Я назвала тебя пиратом за похищение со свадьбы. Я не знала, что похитить — значит к тому же изнасиловать.

Джек отпрянул, словно его ударили. С проклятьем он откатился и пнул кулаком спальный мешок, но тут же схватился за руку и снова выругался.

Лорелей вскочила, быстро застегнула пуговицы на блузке. Все еще дрожа от пережитого возбуждения, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и украдкой взглянула на Джека. Ему приходилось вдвое хуже, он прижимал к груди больную руку.

— Как ты? — Он не ответил, и Лорелей опустилась рядом с ним на колени. — Дай посмотрю. — Она взяла его руку, повернула ладонью вверх; белый бинт быстро намокал кровью. — У тебя идет кровь.

Он увернулся и спрятал раненую руку.

— Все в порядке.

— Ничего не в порядке. Это лопнули волдыри. Можно занести инфекцию. Давай я перевяжу...

— Я сам перевяжу.

— Лучше я.

— Нет. Иди спать, Лорелей, — сказал он, рывком поднялся на ноги и ушел в ночную темноту.

Джек шел и шел в темноте при свете луны, пока боль в руке не пересилила душевную боль. Он наконец забрался в палатку, но сон не приходил. Ворочаясь в спальном мешке, он старался найти положение, в котором мог бы отдохнуть и избавиться от мыслей о Лорелей. До чего же он все запутал... Правая рука нестерпимо болела.

Но еще нестерпимее было то, что Лорелей любит другого. Последний удар она нанесла словом «изнасиловать». Он никогда в жизни не принуждал женщину, одно предположение о том, что он мог так поступить, было невыносимо.

Джек повернулся на другой бок и открыл глаза. В лунном свете ему было видно ее бледное лицо, полуоткрытые губы. Золотистые волосы струились по щеке и подушке. Он разрывался от желания протянуть руку, погладить ее, прильнуть к приоткрытому рту.

Отбросив покрывало, он вскочил и надел джинсы. Потом расстегнул палатку и вышел на холод.

Рассвет наступит только через час, так что до жары еще далеко. Самое время заняться восстановлением карты. Джек пошевелил пальцами правой руки. Опухли, болят, но, как говорится, больной будет жить. К сожалению, этого не скажешь про карту. Проклиная себя за беспечность, он еще раз пошевелил пальцами. По крайней мере могут держать карандаш, не то что вчера.