Чужак с острова Барра - [63]

Неожиданный гнев  Джоан  испугал  и  поразил Кэнайну,  но  это  скоро прошло, и она спокойно взглянула в лицо миссис Рамзей.

-  Угрозы,  которые невозможно осуществить,  ничем нам не помогут,  — сказала Кэнайна.  — Вы были мне хорошей матерью, и не ваша вина, что все так обернулось... но, думаю, и не моя. Я больше не могу зависеть от вас. Это было бы несправедливо по отношению к  вам;  и  еще несправедливее по отношению ко мне. А если вас переведут в другую факторию? Придется и мне отправиться вслед за вами,  как беспомощной собачонке?  Неужели я  вечно должна цепляться за ваш подол?  Я начинаю новую жизнь, сначала. Я должна подготовить себя  к  тому,  чтобы  стать  женой  охотника  мускек-овака. Слишком много времени я  потратила даром..  И  если зимой я  умру и меня похоронят рядом с  моими братьями и сестрами,  может,  это и будет самый прекрасный выход.

Выражение Джоан  смягчилось,  на  глаза навернулись слезы.  Несколько минут они сидели молча. Потом Кэнайна спросила:

— Где мои родители? На Киставани? Джоан Рамзей кротко кивнула.

— Пойдет туда завтра чье-нибудь каноэ? Джоан Рамзей снова кивнула.

— Люди все время ездят взад и вперед, — сказала она. — Чуть не каждый день.  Ты найдешь родителей в  первом стойбище.  В  десяти милях отсюда, вверх по течению. 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

На  следующее утро  Кэнайна  отправилась в  лавку  Компании Гудзонова залива.  Берт  Рамзей молча  обслужил ее;  она  купила резиновые сапоги, толстые шерстяные носки, варежки и тяжелое, безобразное, с длинными, как у  кальсон,  штанинами белье.  И самое главное — шаль из черной фланели, отличительный признак индианок мускек-овак.  Она ненавидела шаль, однако знала, что носить придется.

У  Кэнайны уже была меховая парка и несколько свитеров,  городские же платья по большей части отныне совершенно для нее бесполезны. Она охотно купила  бы  джинсы  или  спортивные брюки,  в  той  жизни,  которую  она собиралась вести,  они  были бы  очень удобны,  но  в  Кэйп-Кри женщинам полагалось ходить только в  юбке,  и Кэнайна знала,  что с этим придется считаться.  Нет  ничего хуже,  чем  заявиться домой,  щеголяя привычками белого человека.

Возвратившись к  себе в  комнату,  она переоделась.  Из-за  кальсон и шерстяных носков ноги Кэнайны стали похожи на печные трубы. Шаль слишком грела,  сидела неловко и  старила ее.  Она надела синий джемпер и  синюю клетчатую юбку, которых не снимала с тех пор, как уехала от Биков.

Выскользнув из дому так,  что Джоан Рамзей не заметила, Кэнайна пошла к  индейскому поселку.  Почти все уехали на охоту,  оставалось с десяток семей.  Вскоре  Кэнайна  увидела  женщину,  тащившую  .воду  с  реки,  и мгновение спустя узнала в ней Элен Чичикан,  девочку, которая говорила с ней  по-английски в  тот  день,  когда  Кэнайна  вернулась из  санатория одиннадцать лет назад.  Кэнайна года два не видала ее и  теперь с ужасом заметила, что за этот недолгий срок живая и юная Элен из-за скудной пищи и самодельного,  неумело сшитого платья внезапно превратилась в типичную скво,  толстую и бесформенную.  Она согнулась под коромыслом, на котором висели две  большие банки из-под лярда,  к  спине был привязан младенец, лежавший в похожем на люльку тикинагуне.

— Уачейю,  я Кэнайна,  — сказала Кэнайна, приблизившись. — Не знаешь, едет кто сегодня в охотничий лагерь?

— Да, нынче утром едем мы с мужем.

— А для меня найдется местечко?

— Найдется,  — сказала Элен, с любопытством взглянув на Кэнайну. — Но школы белых людей еще не закрылись на лето. Зачем же ты едешь?

— Возвращаюсь к родителям,  — Кэнайна замолчала, не зная, что сказать дальше.  Неожиданно она сообразила:  в Кэйп-Кри будет нелегко объяснить, что  с  ней  стряслось,  даже  таким людям,  как  Элен,  которая пробыла несколько лет в  школе-интернате и  более других приобщилась к  большому миру.  Представление о  том,  что одни от рождения менее полноправны или достойны,   чем   другие,   настолько  чуждо  их   мышлению,   настолько несовместимо с их коллективным образом жизни, что они это вряд ли смогут уразуметь.

Кэнайна  рассталась с  Элен,  вернулась  к  себе  и  принялась быстро разбирать вещи.  Большую часть  платьев,  обуви  и  белья она  уложила в большой чемодан — оставить вместе с книгами у Рамзеев.  Они ей больше не понадобятся никогда.  Все,  что стоило бы взять, войдет в маленький. Она схватила сумочку,  где лежала пудреница и губная помада, и без колебаний швырнула в  большой чемодан — пусть остаются.  После минутного колебания головную щетку и гребень решено было взять с собой.  А как быть с зубной щеткой?  За  последние годы  приезжие врачи  государственной медицинской службы приучили некоторых индейских ребят чистить зубы,  так  что  можно прихватить и  зубную щетку,  не опасаясь показаться экстравагантной.  Ей попался учительский диплом, она разорвала его в клочья, которые полетели в мусорную корзинку, стоявшую у постели.

Заперев чемоданы,  сунув  большой заодно с  двумя  картонками книг  в дальний  угол  платяного  шкафа,  она  схватила  чемоданчик поменьше  и, неуклюже  ступая  в  новых  резиновых  сапогах,   быстро  спустилась  по лестнице. Внизу ее ждала Джоан Рамзей.