Чужак с острова Барра - [65]

Через несколько минут Кэнайна с матерью остались в вигваме одни.

— Я  вернулась не на побывку,  — сказала Кэнайна.  Было странно опять говорить на кри. — Я приехала насовсем.

— Я рада,  — сказала женщина.  Она не требовала объяснений, и Кэнайна не сделала к тому никакой попытки.

— Я  буду работать вместе с вами,  учиться вещам,которые должна знать каждая женщина мускек-овак,  -продолжала Кэнайна.  -  Я  поеду с вами на зимовку.  Когда-нибудь я выйду замуж за охотника мускек-овака, но прежде надо многому научиться.

Дэзи Биверскин медленно попыхивала трубкой,  и  темные глаза ее сияли от счастья.

Охотники вернулись к  вечеру.  Кэнайна сидела у костра,  разведенного возле вигвама,  когда подошел отец,  неся за длинные шеи пару гусей.  Он мельком взглянул на нее,  словно Кэнайна никуда и никогда не уезжала.  В темных, невозмутимых глазках не отразилось ни удивления, ни радости.

— Уачейю,  -  он спокойно произнес приветствие кри,  бросил у  костра гусей и ушел в вигвам. Жена окликнула его, он показался в дверях.

— Кэнайна  вернулась домой.  Она  не  уедет  больше,  -  сказала Дэзи Биверскин. — Будет учиться, чтоб стать женой мускек-овака.

Внимательно  следила  Кэнайна  за   отцом  в   надежде,   что  сквозь неподвижную маску прорвется какое-нибудь выражение, которое передавало б его  мысли.  Густые брови поползли вверх,  и  одно  мгновение Кэнайна не знала,  что  за  этим стоит -  одобрение или нет.  Потом он  улыбнулся и кивнул.

— Рад, что ты вернулась к своим, — сказал он на кри. Потом добавил: — Нетанис.  — На языке кри это означает "дочь",  но в смысле ласкательном, подчеркивающем семейные узы:  "моя  доченька".  Теперь  Джо  Биверскину, уходя на охоту,  придется думать и об этом желудке,  но употребленное им слово "нетанис" означало,  что он принимает Кэнайну с теплотой,  которую доселе не проявлял к ней.

А  когда они  ели  тушеного гуся,  Кэнайна,  достав жестяную тарелку, положила на нее свою порцию мяса.  Разрезая мясо с помощью ножа и вилки, она  заметила,  что  отец  наблюдает за  ней.  Через несколько секунд он показал пальцем на тарелку и  от души рассмеялся.  У  Кэнайны отлегло от сердца — она тоже рассмеялась. Он увидел тут презабавную шутку. Если так и дальше пойдет, Кэнайне не о чем волноваться.

Кэнайна немедленно принялась за учение и в тот же вечер,  взяв топор, отправилась вверх по течению нарубить сучьев. Нести топор было неудобно, и  это  все  время напоминало ей,  что  топор она в  руках никогда и  не держала.  С  утра  она  помогала  матери  ощипывать  и  потрошить гусей, запоминая,  в  каких  местах тело  птицы  покрыто мягким пухом,  который собирают для одеял.

В тот день ветер переменился,  подул с северо-востока, нагнал холоду, и тяжелые тучи,  двигавшиеся с залива Джемса и Гудзонова залива,  плотно застлали все небо.  Дни миновали один за другим, похолодание затянулось, на озерах по-прежнему держался лед, и охота на гусей продолжалась дольше обыкновенного.

Дэзи Биверскин с  воодушевлением занялась приобщением Кэнайны к жизни мускек-оваков.  Научила замешивать тесто для лепешки прямо в  мешке,  не пользуясь никакой посудой,  жарить лепешку на  сале или  печь,  поставив сковородку боком на камень у костра. Они расставили вдоль берега капканы на мускусных крыс и каждое утро проверяли,  не попался ли кто.  Поначалу свежевание зверя  и  потрошение птицы  показались Кэнайне отвратительным занятием,  но  она  заставляла себя  делать это  и  понемногу привыкла к тошнотворному запаху гусиных внутренностей и  к  тому,  что  руки залиты липкой кровью.  Она научилась вырезать для вяления мясо из  грудки птицы одним  большим  куском,  а  для  похлебки  разделывать ножки,  крылья  и остальную тушку,  которые тут же отправлялись в котел.  Присматривала за костром,  над  которым  вялилось  мясо,  следя,  чтобы  оно  не  слишком прокоптилось, — индейцы любят лишь слегка приконченное мясо.

Трижды  за  шесть  дней  Кэнайна видела  самолет лесного управления и каждый раз провожала исчезавший вдали самолет с  грустью,  которую,  как она знала,  не должна была себе позволять.  Там сидит Рори  Макдональд и сверху  смотрит  на  болота,   где  поселились  гуси,   и  видит  лагерь мускек-оваков.  И  хотя  разум  твердил,  что  она  обязана  сделать все возможное,  чтобы больше не  видеться с  ним,  другая часть ее существа, сокрытая   в   таинственных,   непроницаемых  глубинах  подсознания,   с нетерпением ждала этой встречи.

Джо  Биверскин,  прежде такой  безразличный и  неприветливый,  теперь подобрел.  Однажды вечером (Кэнайна провела в  лагере уже  около недели) она  сидела  у  костра,  помогая отцу  перезаряжать гильзы к  завтрашней охоте.

— Приманивать и стрелять гусей — дело мужчины, — сказал Джо, — но для женщины тоже неплохо знать,  как  это  делается.  Завтра можешь пойти со мной в засаду, поглядеть, что такое охота.

Кэнайна знала, что отец ждет ответа.

— С удовольствием, — ответила она. 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Когда  Белощек покинул корабль и  достиг  пустынных,  скованных льдом берегов южного Лабрадора,  он  отдыхал всего одну  ночь и  затем полетел дальше, подгоняемый двумя страстными желаниями.