Чужак с острова Барра - [103]

Медленно приближались они  друг  к  другу,  и  сперва  он  знал,  что причиняет ей  боль,  и  она отстранилась от него,  потом поникла,  будто сорванный цветок на  солнце,  и  все ее  тело вдруг обмякло и  перестало сопротивляться Она снова разрыдалась, со всею страстью обвила его руками и горячо прижата к себе.

Потом,  много позже,  они  перекусили,  но  не  пошли на  Кишамускек. Провести остаток дня, гоняя гусей, показалось чем-то непристойным, почти кощунственным.  Кроме того,  Рори думал, что на его лице можно без труда сразу же прочесть обуревающие его чувства.  Джок чересчур проницателен и умен. Рори не хотел так быстро встретиться с Джеком.

Поэтому во  второй половине дня  они  спустили каноэ на  воду,  и  он развернулся вниз  по  течению,  чтобы  отвезти Кэнайну в  Кэйп-Кри.  Она сидела,  как всегда,  на носу лодки;  но когда они теперь улыбались друг другу,  в глазах мелькало нежное и трагическое взаимопонимание,  слепое, безнадежное самопожертвование;  никогда прежде не  смотрели они  друг на друга  такими  глазами.  Все  должно  было  бы  произойти совсем  иначе, подумалось Рори.  Он донжуан, она его жертва, он соблазняет ее без любви и  всяких там  нежностей.  Но  теперь какое  уж  соблазнение:  это  сама неотвратимость,   все   было  предопределено,   неумолимо,   непреложно, неизбежно, как жизнь, непоправимо, как смерть.

Рори  не  испытывал раскаяния,  только  безнадежную пустоту и  жгучий гнев:  он ненавидел общество,  которое вынуждает людей втиснуть всю свою жизнь и всю любовь в одно быстротечное, мимолетное лето.

Лето  и  в  самом  деле  промелькнуло мгновенно.  Целый  месяц  после молниеносного отъезда П.  Л.  Рори и Джок постоянно разъезжали: ловили и метили гусей.  Лишь изредка возвращались они в Кэйп-Кри, чтобы пополнить запасы провизии, и редко задерживались здесь больше чем на ночь. Кэнайна несколько  раз помогала им, когда они работали в ближайших окрестностях, но  по  большей  части  Рори  и  Джок  работали одни.  После  нескольких неудачных поначалу опытов они наловчились, и вскоре все пошло хорошо.

Была уже середина августа,  короткое северное лето близилось к концу. На  мелководьях залива  появились первые перелетные птицы  из  Арктики — стаи  береговых птиц,  которые летели на  юг  вдоль  побережья на  своих изящных,  обтекаемой формы крыльях.  На  прудах и  поросших мхом болотах молодые гуси давно сбросили мягкий желтый пушок,  в  котором по" явились на свет. Теперь у молодых и старых одновременно появились маховые перья, и с безупречной точностью старые птицы вновь обретали способность летать в то самое время, когда молодые взлетали впервые.

К  середине августа  летали  уже  все  гуси,  и  кольцевание пришлось прекратить.  Рори не успел подсчитать общее число перемеченных гусей, но знал,  что они окольцевали примерно от девятисот до тысячи штук.  Теперь гуси сбивались в более крупные стаи,  и большие клинья с громким гоготом улетали  на  побережье  залива  Джемса,  чтобы  подкормиться вороникой и клюквой перед дальним полетом на юг,  предстоящим в сентябре.  Гнездовья опустели до  следующего года,  и  вслед за большими птицами на побережье залива Джемса возвратились и Рори с Джеком.

Скопление на  берегу канадских гусей -  знак для  мускек-оваков,  что можно вновь начать охоту,  и  после того,  как  они  много недель подряд сидели на одной рыбе, в их чугунках опять объявилось жирное мясо!

Рори  вернулся в  Кэйп-Кри,  но  ему  почти  нечего было  делать.  Он ежедневно записывал,  сколько гусей  подстрелили охотники,  когда они  с добычей  возвращались в  поселок;  обследовал содержимое желудка  убитых птиц,  дабы установить,  чем  они  питались,  а  также составил таблицу, отражающую  возрастную  классификацию  гусей.   Почти   ежедневно   Рори отправлялся в  каноэ  вдоль  побережья  залива  в  окрестности Кэйп-Кри, изучая передвижения гусей.  Джок теперь был  нужен в  лавке,  потому что некоторые семейства мускек-оваков,  готовясь отправиться в  свои  зимние охотничьи угодья,  уже закупали провизию и  припасы,  и Рори в разъездах часто сопровождала Кэнайна.

Кэнайна и Рори проводили вместе как можно больше времени — оба знали, что отпущенный им  срок быстро истекает,  но  избегали говорить об этом. Часто после полудня они отправлялись в залив в большом каноэ с подвесным мотором,  потом обычно разлучались часа  на  два,  пока  Рори обследовал подстреленных гусей, а вечером неизменно встречались снова. Как только с залива потянет прохладный ночной ветерок и на вечернем, потемневшем небе вспыхнет  похожий  на   тоненькую  стружку  бересты  месяц,   они  молча отправлялись вверх  по  Киставани в  одном из  малых каноэ Берта Рамзея. Сходили обычно на  крошечном песчаном пляже  того  островка,  с  которым когда-то  у  Рори  были связаны неприятные воспоминания,  но  теперь они стали чем-то очень далеким:  прошлое исчезало,  растворяясь в  горькой и сладостной неотвратимости настоящего.

Ни один из них не заговаривал снова о невозможности брака.  Дело было решенное для них обоих,  так что и толковать нечего. Свободно покорились они  охватившей  их  любви,   прекрасной,   трагической  и  безнадежной, покорились безраздельно,  беззаботно,  бесстрашно,  стараясь  превратить каждый час в день, а день — в год.