Чувство летучести - [7]

Процессу Принцесса отнюдь не мешает…

И, в облаке пыли, пропахшие потом,

Скакун норовистый и всадник бесстрашный

Мечом и копытом по крепким воротам

Ударили так, что подпрыгнула башня.

Убрались с кудахтаньем глупые куры,

Описались белые овцы от страха,

И пёс в конуре приберёг свою шкуру,

Решил под копыта не лезть и не гавкать.

И скуки, конечно же, как ни бывало!

Глаза загорелись у Девы Печальной:

— Ах, Доблестный Рыцарь, — Принцесса сказала, —

Не соблаговолите ль на чашечку чая?

Их взоры скрестились, как острые шпаги,

Как меч с наковальней, как молот с подковой,

И Рыцарь лишился двух третей отваги,

В подпруге запутался вдруг бестолково.

А дева ещё посильней улыбнулась,

И Рыцарь обмякнул, навеки повержен,

В руке его ручка дверная согнулась,

И он покраснел и неловок, и нежен…

И был он отправлен в хрустальные ванны,

Отчищен, отмыт и обрызган духами…

В костюме, отглаженный, как деревянный,

Поднялся он в башню с вином и стихами.

А Дева прекрасная чай разливала,

Служанки безе подносили и фрукты…

— Корицы достаточно? Чаю не мало?

А Рыцарь не знал, куда деть ему руки.

«Ну что ж за болван… — заскучала Принцесса, —

Краснеет и мямлит, и вазы роняет…

А где же весёлый брутальный повеса,

Что огненным взором и смехом пленяет?..»

Ах, влюбится Дева в того, кто при встрече

Красив, остроумен и недосягаем…

Кто не замечает — тот будет замечен,

И кто равнодушен к ней — тот почитаем…

Она покосилась в окно ненароком,

Зевнула, изящно ладошкой прикрывшись…

Но — нет: не пылит, опустела дорога,

И Рыцарей больше не шлёт ей Всевышний…

И в чайной посуде — печальный осадок.

И — вежливо — Он и Она попрощались…

Наверное, чай был избыточно сладок…

Ах… если бы Рыцари меньше смущались!

Ах, если бы Девы прощали влюблённым

Невнятную речь и нелепые жесты —

Значительно чаще бы, определённо,

Принцессы бы мерили платье невесты…

Сборы

За лесом, где сосен качаются кроны,

Принцессы живут, колдуны и драконы,

Сверкают на солнце высокие башни,

Пегас у ворот отдыхает домашний,

Ведут к облакам голубые дороги

И прячутся в зарослях единороги.

Тропинка туда может только присниться,

Но знают дорогу волшебные птицы.

Просторные взмахи сиреневых крыльев

Зовут из квартиры, где тесно и пыльно.

Смотрю я с балкона на птиц и драконов,

На мир колдовства, где другие законы…

И думаю: «Что же возьму я в дорогу?..

Наверное, хлеба для единорога,

Возьму с собой спальник, консервы и спички,

И фляжку хлорированной водички,

«Прикамский бальзам» для дракона в подарок,

Фонарик, топорик и свечки огарок…

Волшебную палочку — там раздобуду:

Их там, говорят, словно грязи, повсюду…

Ещё приключений там — в день — по пятнадцать!

Их столько, что даже устанешь пугаться…

Взять, что ли, с собой пузырёк валерьянки?..

А лучше — пол-литра в небьющейся банке.

Наверное, нужен там кот говорящий…

И конь… И кольчуга… И меч настоящий!

Я думаю — выдадут всё на границе:

К чему понапрасну сейчас суетиться?..

Ой! Чуть «Нескафе» не забыла и сахар!

Готовить напиток от сна и от страха…

Ну, так. Вроде, всё… Посижу на дорожку…

Я всё же, чего-то волнуюсь немножко…»

Грустная сказка

Рыжий клоун под осенним дождём

Шёл, совсем не замечая весны,

Мокла яркая жилетка на нём…

Пели птицы — не нужны, не слышны.

И светило солнце всем — да не всем…

Шёл он словно среди серого дня.

Рыжий клоун поседевший совсем,

Словно выцвел, словно весь полинял.

Но привычно потешались над ним,

Благодарно улыбались ему.

Не смеялся только клоун один,

Было грустно лишь ему одному.

Все он шарики уже раздарил,

Все цветы и все слова растерял.

И в душе погасли все фонари,

День пришёл, да не настала заря.

Просто сказочник ему рассказал,

Что у сказки будет грустный конец,

И что жизнь его — всего лишь вокзал,

И что нет вокруг счастливых сердец.

Ну конечно, этот сказочник врал!

Кто ж не знает, что рассказчики врут?!

Только радость он зачем-то украл,

И весёлую разрушил игру…

И не может клоун мысли собрать,

И не может слёзы остановить…

Это жизнь была его — не игра…

Эта тонкая, непрочная нить…

Большая Рыба

Старая Большая Рыба

Никогда не плачет.

Словно каменная глыба

Свои мысли прячет.

Словно целый синий остров…

Ветер берег гладит.

Не нырнуть ей глубже просто —

Глубины не хватит.

На спине её — закаты,

Небо с облаками…

И ветра штормов косматых

Спят под плавниками…

И Драконы, и легенды,

Горы, люди, звёзды,

Рек серебряные ленты,

И дома, и гнёзда…

Никому не скажет Рыба,

Что недавно море

Словно лошадь встало дыбом

В голубом просторе,

Что волной до звёзд достало,

Горизонты смяло,

Потому что Рыбе стало

Места очень мало!

Уплыла на небо Рыба —

На большое небо.

Где нырять ещё смогли бы

Горы, словно нерпы!

Где ликуют и смеются

Рыжие кометы,

В чёрных реках, словно блюдца,

Плавают планеты…

Близкий сон

Во сне я стояла на палубе,

И брызги летели.

Ещё бы чуть-чуть — и упала бы

Я в море с постели!

В руках — белоснежная рыбина,

Вся в радужных искрах

Змеиными билась изгибами

До ужаса близко.

Я утром почти её видела—

Чудесную рыбу…

В реальности — странное видео:

Багамы? Карибы?..

Но к полудню сны растворяются

В житейских заботах,

И радуги все заменяются

Обычной работой.

Но я её встретила! Встретила

Опять в магазине.

Она меня тоже заметила

Зрачком своим синим.

В аквариуме, огромная,

Она — как в стакане…

Такая спокойная, скромная…

А я-то — руками